Можно себе представить, как были «благодарны» бонзы нашего кинематографа этому мужичку, который, пожав плечами, просто сказал: «А король-то голый».
И блистательно это аргументировал.
Белоэмигрант (вернее, сын белоэмигранта) Сабуров, очутившись, в составе десанта уже упомянутой «Антилопы-Гну», на родине своих предков, демонстрирует редкую наблюдательность и похвальную независимость суждений (думаю, примерно так рассуждал бы Иван Бунин, доживи он до этого времени и оказавшись в аналогичных обстоятельствах). Например, он сталкивается с одним молодым живчиком, рекламирующим ему новую «прогрессивную» литературу. Он, как и многие тогдашние живчики, имя им легион, призывает «покончить с догматической литературой, которая тридцать лет давила на мозги советских людей, покончить с атмосферой, в которой такая литература возможна».
– А затем?…
– Затем? Расцвет новой литературы!
– А именно? Назовите примеры её.
Молодой человек стал называть не известные Сабурову имена, их было очень мало, перечислять названия произведений, которых тоже было очень мало, ещё меньше, чем имён авторов.
Названий произведений меньше, чем имён авторов. Блеск! Очень точная деталь, свидетельствующая о наблюдательности автора: действительно, в те времена говорили: «О, какой он писатель, этот Икс, какой смелый, какой прогрессивный!» «Допустим. А что он написал?» «А чёрт его знает! Но он очень прогрессивный!»
И вообще, как это до боли знакомо! Нам тоже известны немногочисленные имена творцов современной «антидогматической» литературы»: Чхартишвили, Сорокин, Пригожкин и Рогожкин. Священные, так сказать, коровы «секретарской литературы» нового извода. Существуют исключительно для того, чтобы о них писали никем не читаемые наймиты-рецензенты Ирины Прохоровой, этой плебейской мадам Рекамье на содержании жлоба-братца. Либеральная кукушка хвалит либерального петуха и наоборот. Литературка, отражающая исключительно поллюции и амбиции самих авторов, и ничего более.
Поговорив с этим живчиком, апологетом «антидогматической» литературы, Сабуров (аристократ же, в противоположность этому уязвлённому плебейчику), приходит к резонным выводам:
Он с отвращением думал об этом человеке. Кто это такой? Из какого теста? На каких дрожжах взошёл? Чего ему надо, чего не хватает? Какая-нибудь бездарность, много о себе мыслящая, завидующая другим, у кого успех, кто талантливее. Во все века будут подобные.
«Много о себе мыслящие» способны удивить, на несколько минут, только скоропортящимся эпатажем, после чего их замещают ещё более эпатажные эпатажники, и так в ускоряющемся ритме, в бесконечной ротации. Одни эпатажники оттирают локтями других эпатажников, наращивая градус эпатажа, и всё это называется теперь «литературным процессом» или протестом, что однохренственно. Протестом против чего? Против отсутствия общественного внимания и гонораров, как у Роулинг (не читала, но не осуждаю), разумеется.
В общем, не вызывают у высокообразованного Сабурова доверия эти живчики с брюшком и портфелем , эти рефлектирующие хлюпики, боязливые, сомневающиеся, не верящие друг другу ни они, ни их произведения, что справедливо.
Однако этих же литераторов обхаживает и окучивает Порция Браун, что, впрочем, проще простого, потому что прогрессивные антидогматисты очень падки на показное внимание и деньги. Да они готовы, из тщеславия, стоять на задних лапках и бесплатно. На дурака не нужен грош, как говорится. И вот, пожалуйста, прогрессивные молодые поэты на одном из массовых поэтических сборищ в Политехническом:
Весь мир обошла фотография: сцена, на ней длинный стол, за столом в ряд три поэта-авангардиста, а над ними, на бархатном заднике, крупный лозунг: «Коммунизм это молодость мира, и его возводить молодым!» Сидело трое малых в пёстрых свитерах, два из них угрюмы и бесцветны, третий торжествующе сверкая белыми глазами и оскалом крикливого рта. Без всяких комментариев было видно, что же такие строители построят. За это фото Порция получила весьма внушительную премию от нескольких газетно-журнальных компаний.
Всем нам известны имена этих «троих малых», давно покойных. Теперь их не читают даже проплаченные рецензенты Ирины Прохоровой, а о них самих вспоминают исключительно для того, чтобы снять какой-нибудь сериал об их сложных половых отношениях с не менее антидогматической и не менее прогрессивной поэтессой наркоманкой и лесбиянкой. Вот так: её рифмованный бред, продиктованный веществами, давно забылся, а половые похождения, да с оттенком скандальности, публике интересны всегда.