Выбрать главу

Маются те, у кого всё есть. Маются те, у кого ничего нет. Маются те, у кого есть хоть что-то. Маета из реального общения перешла в виртуальное: пространные псевдополитические срачи — это, по сути, всё то же обсуждение упавшего со шкафа дырокола, как и в «Курьере». Кочетовский вопрос «Чего же ты хочешь?» можно адресовать буквально каждому, но на него невозможно ответить, и он, по сути, неудобен гораздо больше, чем в год публикации романа; теперь он — вечная аллергия любого россиянина, тот вечный комар, который всегда зудит, но которого невозможно прихлопнуть.

В современной массовой культуре популярны фильмы про зомби и вампиров, но за этой видимой коммерческой дурью скрывается нечто совершенно серьёзное и, как говорят снобы, онтологическое: невидимая во тьме (а особенно — во тьме разума) комариная стая маеты и бессмысленности высасывает из человека кровь жизненных сил гораздо эффективней любого вампира. Силы можно восстанавливать только на диване. Поэтому, вопреки апологетам «здорового образа жизни» и скандинавских палок, я вам скажу: «Дорогие россияне, больше лежите! Диван, как хорошо сформулировал Тимур Шаов, — это ваш надёжный причал, и только в его объятиях вы найдёте успокоение. Его ласковые объятия, в отличие от объятий продажных женщин, ничего не стоят, но утешают и успокаивают».

Мелкие, но многочисленные вампиры маеты, болтания и бессмысленности будут, бессмертные, преследовать, анонимные и неуничтожимые, вас всю жизнь, пока, так и не ответив себе на вопрос: «Чего же ты хочешь?», вы не услышите радостное: «Отмаялся» благодарных вам, за вашу кончину, наследников.

XX. Кто победил в схватке двух титанов

Читать в наши дни «теоретическую критику» (в отличие от критики предметной) «Октября» откровенно тяжеловато: ощущение такое, что тридцать семь градусов жары, марево и клонит в сон. Искренняя благонамеренность самого Кочетова сомнению не подлежит, но ведь он лишь обозначал общие «контуры» статей, их генеральные линии; писали же другие, десятками страниц, в известном стиле: партийность, народность, социалистический реализм, наблюдаются опасные тенденции, мы должны напомнить, что…

Я вспоминаю мой собственный шестьдесят девятый год, и мне становится всё более или менее понятно: в официальных учреждениях, в школе возобладал «строгий стиль», но стиль вполне выморочный, лишённый энтузиазма и даже восторга довоенного и послевоенного времени. Кардинально поменялись моды и сам стиль жизни, кстати. Я очень хорошо помню, что при позднем Хрущёве и совсем раннем Брежневе было прикольно: воспитательницы в детских садах носили умопомрачительно короткие платья «в огурцах» и высокие причёски «с банками из-под кильки»: мы не хуже Брижит Бардо, типа, и почти такие же раскованные, хотя и комсомолки.

После шестьдесят шестого года в модах и в поведении наступила «реакция»: вспоминайте, как выглядела учительница Светлана Михайловна, в исполнении Нины Меньшиковой, в «Доживём до понедельника» — и вы всё поймёте: бесформенный костюм, пучок, обувь почти солдатская. А ведь это очень симпатичная и совсем не старая женщина с прекрасной фигурой! Фильм был снят в 1968 году, практически одновременно с написанием «Чего же ты хочешь?» Очевидно, что учитель Мельников дома читает «Новый мир». Светлана Михайловна не читает ничего, кроме школьных тетрадей, но суть её идеологической программы явно свелась бы к тезисам «Октября», если бы она его читала. «Кавказскую пленницу» Гайдай снял в 1966 года, на остаточном топливе хрущёвской весёлости, несколько придурочной, но кульминация этого весёлого, зажигательного стиля — это, конечно, «Добро пожаловать, или посторонним вход воспрещён» 1964 года.

А теперь сфокусируемся: представим себе Светлану Михайловну в бриджах и смелой кофточке Натальи Варлей с её твистом и песней про медведей. Нонсенс! Даже если бы Светлана Михайловна была бы так же молода и спортивна. Всё: стилистический водораздел пройден. Никаких мини-платьев «в огурцах» в образовательных и воспитательных учреждениях, включая детские сады.

Так что полемику «Октября» с «Новым миром» можно наглядно представить в виде полемики «октябристки» (по стилю и идеологии) Светланы Михайловны и мягкого либерал-гуманиста «новомирца» Мельникова: так сказать, журнальная полемика в образах. Мельников выглядит симпатичней, это да (кто ж устоит перед обаянием Тихонова?), но за Светланой Михайловной — правда истории на данном историческом этапе: Светлана Михайловна — целый завуч и, следовательно, рулит идеологией, а Мельников только рефлексирует; с должности учителя истории он может перейти только в музейные экскурсоводы, то есть на понижение.