В общем, плохо учили «кремлинологессу»: Кочетов — не Евтушенко, он «обслюнявленным шоколадом» с рук не кормит и с большим достоинством «отстаивает своё». А как же иначе? Для того-то занятой человек и потратил четыре часа своего времени, чтобы отстаивать своё. Ну не чужое же.
Технология клеветы очень проста, и Кочетов её разоблачает:
Ну и поскольку «Кочетов ничего не сказал такого», что надобно было мадам, она сама нагромоздила и о нём, и о советской литературе вороха подлости и богомерзкости.
Перемешивать истину с домыслом, просто с клеветой, <…> старательно отрабатывая приёмы безошибочных ударов, чтобы с одного взмаха убивать человека «костью его носа».
Приёмчики «работы» таких «команд» отшлифованы до деталей, тщательно проверены. Основное правило: никогда не вести разговора по существу произведения или всей позиции автора. Статейки «кремлинологов» имеют целью не критику, не разбор, а компрометацию. Это те же кристаллики яда, брошенные в котёл столовой, в которой питается множество людей, кристаллики, размноженные миллионными тиражами. С их помощью компрометируются и произведение, и его автор.
Верно, кристаллики яда, отравляющие целый котёл: «письмо академиков», состряпанное Лейбом Абрамовичем Хентовым, мы уже рассмотрели, показав, можно сказать, «на пальцах» технологию (довольно примитивную технологию) клеветы. Похоже, братья по крови — здешние и заграничные — пытались выработать единую тактику, чтобы убить человека «костью его носа». Всеволод Анисимович не унижался до обид на Лейба Абрамовича — и не по причине его национальности, а по причине его ничтожности; рыцарь не отвечает на клевету и трусливое тявканье лавочника, не тот уровень.
Однако с Патрицей Блейк, не превосходящей Лейба Абрамовича по ничтожеству, Кочетов разговаривать стал, и говорил долго и пространно.
Так почему же?
Потому что люди идеи или веры, по своему психологическому складу, так или иначе тяготеют к одной из двух категорий — интровертов или миссионеров. Я, например, не считаю нужным тратить свои силы на депрессивных нытиков, нудных, скучающих бездельников, отнимающих быстротекущее время своими бессмысленными разговорами, типа: «Есть Бог или нет? А вот докажите!» или тянущих резину собственной ничтожности в тщетной попытке придать себе значимости. В этом смысле я придерживаюсь правила: «Не мечите бисера перед свиньями». Бисер — это образованность, ум, вера, полемический талант и так далее. Свиньи — это те, кому просто хочется почесать языком. Однако «миссионеры» (не по профессии, а по складу души, темпераменту и призванию) действуют по-другому. Они, как евангельский сеятель, сеют и при дороге, и в каменистую почву, и в терние. Но зачем? Сказано же, что посеянное при дороге бывает склёвано птицами, посеянное на камне быстро увядает, поскольку не имеет корня, а посеянное в терние заглушается сорняками. Христос учил сеять только «на добрую землю»; да, вот тогда семя слова, назидания, проповеди действительно может принести добрый плод. Но может и не принести, огородники меня поймут: даже хорошее качество почвы и посевного материала ещё ничего не гарантирует. Что уж говорить о негодной, по-разному негодной почве (затоптанной, каменистой, заросшей сорняками)!
И, тем не менее, есть такие люди, миссионеры веры или идеи, которые пытаются распространять свою веру или идею даже там, где их поджидают не просто бездельники-паразиты, но даже откровенные клеветники и хищники. «Миссионеры» вызывают у меня и восхищение (это какую же силу убеждённости надо иметь, чтобы так растрачивать своё время и силы, не задумываясь о конечном результате!), и недоумение, по той же причине.
Так вот, Кочетов был, по своему складу, типичным «миссионером», так сказать, Савонаролой коммунистической идеи. Видимо, пламя этой убеждённости было столь же горячо, сколь и, в высоком смысле, «безумно», то есть мало соответствовало потребностям и интересам и мира сего, и века сего.
Потому-то Кочетов, помимо чистого литератора-романиста, был и (как мы уже убедились) искусным публицистом, памфлетистом, полемистом, критиком. Кроме того (и, опять же, в силу его миссионерского темперамента) он постоянно разъезжал по стране (будучи, так сказать, «бродячим проповедником»), выступал где угодно (предпочитая заводы и публику, состоявшую из молодых рабочих); как человека проверенного, его посылали и в зарубежные командировки, но если тогдашние функционеры предпочитали, во время этих командировок, смаковать и, так сказать, ощупывать разные аспекты капиталистического разложения, то Кочетов, исключительно по велению души, тратил своё командировочное время на идеологическую полемику с разного рода западными «уклонистами» (применительно к христианству их назвали бы еретиками); о том, как реальный итальянский оппортунист Витторио Страда, с которым полемизировал Кочетов в Вариготти, преобразовался в его романе в Бенито Спаду, отдыхавшего в том же рыбацком посёлке, мы уже говорили.