«Одинокая пуговица в пустой жестянке» — прекрасный образ! Однако сама теория, при всей её логичности, во многом ущербна и прямолинейна. Ах, если бы всё было так, то, читая «хорошее», мы бы непременно становились хорошими, одинаково хорошими с небольшими индивидуальными особенностями! То, о чём говорит Феликс, было известно ещё с античных времён под именем теории «чистого листа», «чистой таблички» (tabula rasa): якобы от рождения мозг человека совершенно чист и пуст, и его формируют внушаемые образы. Ну да, «читаю Пушкина — отражаю Пушкина. Читаю про Джеймса Бонда — отражаю Джеймса Бонда». В эпоху Возрождения не было ни Пушкина, ни Джеймса Бонда, но с наивным энтузиазмом рассуждали примерно так же: изящное искусство и здоровое воспитание сделают человека ангелом, а наоборот — дьяволом.
Эпоха Контрреформации стала временем пробуждения от возрожденческих иллюзий, которые были суммированы и блистательно разоблачены в драме Кальдерона «Жизнь есть сон»: отец-монарх, чтобы избавить сына от злосчастной судьбы, изолирует его от окружающего греховного мира, даёт ему безупречное христианское воспитание, но в итоге всё равно получает зверя, который, впрочем, возвращается в человеческое состояние исключительно усилием собственной воли.
Отсюда вывод: нельзя загадить мозги тому, чья душа отвергает загаживание вопреки тем скверным понятиям и образам, которыми пичкает его окружающий мир. «Аще и что смертно испиют, не вредит их», как сказано в Евангелии.
Да, но Евангелие адресовано мужественному человеку, трезвенному человеку, который укрепляется в вере сам, без понуканий и принуждения. Собственно говоря, и программа-максимум социалистического воспитания была, по сути, примерно такой же — рассчитанной на сознательность, однако эта иллюзия рассеялась ещё в середине двадцатых годов, когда стало ясно, что персонажи Зощенко — это не пародия на действительность, а сама действительность, что высшая ценность «сознательной комсомолки» — это осмеянные Маяковским «бюстгальтеры на меху», что состоянию гражданства советский человек предпочитает состояние крепостного подданства. Одним словом, и Сталин, и наиболее проницательные из партийцев увидели, что сознательное перевоспитание — это удел одиночек, что массовый гражданин, по уровню своего сознания — чисто дитя с ничем не заполненными извилинами, в которые просто неспособен проникнуть свет знаний, потому что и самого красноречивого и убеждённого лектора живые персонажи Зощенко всё равно заплюют шелухой от семечек. И именно поэтому, а не по чему другому упор был сделан на предельно массовую культуру самого примитивного, но и самого идеологически правильного содержания — так, чтобы гражданин смеялся и даже ржал, но всё-таки, в процессе этой ржачки, добывал зерно крайне просто, но очень образно представленной положительной идеи.
Так наступила эпоха бесконечного, в разных вариантах, фильма «Цирк».
Сложность и сознательность советскому человеку была предложена, но он её не потянул. Более того — он её просто не захотел: советский человек раскрестьянился, но не стал горожанином, то есть гражданином в римском смысле этого слова.
Таким образом, добронамеренный инженер Феликс совершил серьёзную ошибку: «пустопорожние, бесталанные фильмы» снимались не для того, чтобы развратить, оглупить народ, а потому, что таков был социальный заказ самого народа. Комедии Гайдая никто не назовёт бесталанными, по уровню профессионализма они выше всех похвал, но что можно сказать о народе, который с восторгом, десятилетиями смотрит кино про приключения трёх дебилов (безотносительно к высокому классу игры самих актёров)?