Мы запомнили кочетовские слова, сказанные об ополченцах: «Рабочий класс вступает в бой с фашизмом...» Действительно, ядро народного ополчения составлял рабочий класс. Он цементировал эти воинские соединения, шел в авангарде, показывал образцы железной выдержки, стойкости и пролетарской дисциплины. Поэтому ожидаешь, что образы ополченцев из рабочих займут ведущее место в повести. На первых страницах так оно и есть. На авансцену выдвинуты отличные мастера, представляющие два поколения пролетариев Ленинграда, — Василий Егорович Бровкин и Тихон Козырев. Описанные с теплотой и характерным кочетовским юморком, эти герои «заявлены» столь добротно, что именно на них возлагаешь надежды как на центральные фигуры повествования. К сожалению, в дальнейшем ни Бровкин, ни Козырев не занимают этого места. Они все больше отходят в тень и лишь изредка напоминают о себе своими боевыми делами.
Но, отмечая эти недостатки, нельзя не отдать должное идейной зрелости и творческой целеустремленности писателя, только что вступающего в литературу. В основу своего повествования он положил такое выдающееся патриотическое движение, как народное ополчение. Написанная, — что следует подчеркнуть, — в самый разгар войны, а стало быть, первая по времени, повесть В. Кочетова об ополченцах и поныне сохраняет свое значение как одно из немногих художественных произведений о тех советских людях, которые добровольно, по зову своего сердца, встали на защиту Родины и явились, можно сказать, совестью народа в годину его тяжких испытаний и бедствий.
Первые же повести В. Кочетова показывают, что в литературу входит писатель, который не испытывает никакого почтения к живучей «теории дистанции» и готов самозабвенно работать на «живом материале» текущей действительности. А она в те годы была не просто «текущей», а кипящей, огненной, взрывоподобной.
Народ на войне и в труде, нерушимое единство фронта и тыла — такова тема следующей повести В. Кочетова — «Предместье» (1943 — 1944). И здесь он опирается прежде всего на личные впечатления и фронтовые записи военного корреспондента. Но не только на них. Пригодился также опыт работника сельского хозяйства и журналиста-аграрника.
И в этой повести за спиной ведущих персонажей в большей или меньшей отдаленности стоят реальные лица. На страницах документальных «Записей военных лет», относящихся к августу 1941 года, читаем: «Здесь, в Слуцке, два с половиной года назад начинал я свою журналистскую жизнь литсотрудником маленькой, но ершистой районной газетки, имя у которой было «Большевистская трибуна»... Хорошая то была журналистская школа. Вспоминаю о ней с великой благодарностью. Понятно, что я знал в Слуцке многих, в том числе и секретаря райкома Якова Ильича Данилина, с которым мы были в добрых, дружеских отношениях». Но теперь корреспондент «Ленинградской правды» застал Данилина за делами, никак не похожими на прежние. «Все капустой занимались да картошкой. Из-за них спорили и ссорились. А сейчас... — Он шепнул: — Сидим, думаем, кого в подполье оставить». Думали в райкоме партии и о другом — как не оставить врагу колхозный и совхозный скот, собранный урожай, машины.
Поздней осенью того же безмерно трудного военного года снова неожиданная встреча, однако, уже в Усть-Ижоре, куда переместился Слуцкий райком. По карте-двухверстке Данилин с горечью показывает корреспонденту «рубежи совсем еще недавно большого цветущего пригородного района, ныне обгрызанного, общипанного, разоренного». Линия фронта рассекла район надвое: бо́льшая часть — у немцев, в меньшей, прилегающей к Ленинграду, — еще поддерживается огонек жизни. Секретарь райкома с гневом рассказывает о зверствах гитлеровцев в Слуцке и вообще на оккупированных землях. Все его помыслы направлены на изгнание захватчиков и восстановление былой силы и славы района.
А теперь обратимся к повести «Предместье»[30].
Весна сорок второго года. Засидевшись до поздних сумерек в своем холодном неуютном кабинете, секретарь Славского райкома партии Яков Филлипович Долинин склонился над картой района. Вот они, знакомые названия деревень и поселков, колхозные поля и сады, дороги, избеганные неутомимой райкомовской «эмкой». Все они на тех же местах, что и прежде, но через них легла недавно вычерченная коричнево-красная змеистая линия фронта. «Грубо и непривычно делит она карту на две неравные части: бо́льшая — немцы, меньшая, почти вплотную прижатая к Ленинграду, — остатки когда-то обширного пригородного района».
30
Повесть «Предместье», к сожалению, не вошла в шеститомное Собрание сочинений В. Кочетова. Здесь и далее текст ее цитируется по кн.: Кочетов В. Ленинградские повести. М., Воениздат, 1972. По этому же изданию будут цитироваться повести «Профессор Майбородов», «Нево-озеро» и рассказы, также не вошедшие в шеститомник В. Кочетова.