В «Секретаре обкома» автор активно утверждает высокую идейность, современность, актуальность художественного творчества, непримиримо воюет против концепции «исторической дистанции». Сейчас нельзя без удивления слушать тот шум, который, отвлекая внимание читателей от главного содержания только что опубликованного романа В. Кочетова, подняли иные критики по поводу спора одного из героев произведения, писателя Баксанова, с неким «литературным снобом».
В годы коллективизации журналист, сотрудник районной газеты, Баксанов впоследствии написал неплохой роман о социалистических преобразованиях советской деревни, ряд повестей и пьес на ту же тему, а в период, о котором идет речь в «Секретаре обкома», взялся за повесть об изменениях, происшедших в психологии крестьянства. Скептически, свысока поглядывая на энергичную творческую деятельность даровитого писателя, хорошо знающего сельскую жизнь, вышеупомянутый сноб как-то изрек:
«Излишне спешите, дорогой теварищ Баксанов! За жизнью все равно никто из литераторов не угонится (курсив мой. — П. С.). Служенье муз, как всех нас учит Пушкин, не терпит суеты. Прекрасное должно быть величаво. Нельзя, знаете, писать по тому принципу, какого придерживаются иные повара: за вкус не ручаюсь, а горячо будет». — «Извините, — ответил Баксанов. — Я воевал и сейчас воюю. Я не гурман, а солдат, и по себе знаю, что в боевой обстановке кружка кипятку, вот этой самой горячей, клокочущей воды, дороже самых изысканных яств. Извините. Вы устроились у литературного камина, заложив ногу за ногу и подставив огню подошвы домашних туфель. А я в походе».
О чем здесь спор? Подчеркнутые мною слова свидетельствуют, что Баксанов имеет дело со сторонником «теории дистанции», распространенной в известных кругах литераторов того времени. Какая именно нужна «дистанция», чтобы достоверно отразить свою современность, — на этот вопрос конкретного ответа, конечно же, не давалось. Понимай как хочешь: может, десять, может, двадцать, а может, и все сто лет. Никакого отношения к подобной «теории» Пушкин — наисовременнейший для своей эпохи поэт — разумеется, не имеет. Сноб извратил мысль великого поэта. Одно дело — «суета» и совсем другое — твердый шаг художника в ногу со своим временем. В этом смысле мы всегда были и будем за тех, кто в походе, и против тех, кто греет подошвы домашних туфель у литературного камина.
Поскольку сноб заговорил о литературе на языке гурмана, избалованного на изысканных блюдах, постольку Баксанов принял условия спора и ответил на языке солдата, знающего по личному опыту, что в боевой обстановке порой кружка кипятка дороже самых изысканных блюд. Кто из старшего поколения советских людей — из тех, что, по словам М. Исаковского, утопали в болотах, из тех, что замерзали на льду, — не согласится с этим утверждением?
Как это ни странно, но в литературной критике 60-х годов никто не обратил внимания на то, что, спрятавшись за широкую спину Пушкина, сноб, по существу, проповедует не только «теорию дистанции», но и блаженной памяти теорию «искусства для искусства». Даже самые лояльные критики сочли нужным пожурить Баксанова за «неосторожно» оброненные слова о «кружке кипятка», а сноба оставили в покое, будто он-то и есть глашатай истины, радетель требовательности, взыскательности и художественного мастерства.
Наиболее же рьяные «ревнители» художественности, по обыкновению провозгласив одного из положительных героев (в данном случае Баксанова) «рупором» автора, на основе этого немногословного диалога двух персонажей произведения сделали далеко идущие выводы. В игнорировании взыскательности и мастерства был обвинен не только писатель Баксанов, но и его якобы «alter ego» писатель Кочетов. Так, в своей пространной статье «Снаряжение в походе» А. Марьямов[145], приняв на вооружение, с одной стороны, баксановскую «кружку кипятка», с другой стороны, гастрономически-поварской — арсенал сноба, сделал все возможное, чтобы извратить содержание романа и доказать, что написан он по тому же принципу, по какому стряпают иные повара: «за вкус не ручаюсь, а горячо будет»[146].
Небезынтересно оглянуться на то, как реагировал на всю эту шумиху вокруг спора Баксанова со снобом сам В. Кочетов. Обычно он оставался спокоен и невозмутим, какие бы ни были выпады против его произведений. Он никогда не выступал в печати с защитой своих романов, в лучшем случае мог дать какой-то комментарий к ним, к истории их замысла и работы над ними, как это видим в его выступлении «Кое-что из практики». Но некоторые статьи о «Секретаре обкома», особенно А. Марьямова, написанная в худших традициях «проработочной» критики, вывела из равновесия духа даже этого стойкого человека и художника.
145
См.: Марьямов А. Снаряжение в походе (о романе В. Кочетова «Секретарь обкома»). «Новый мир», 1962, № 1.
146
См.: Марьямов А. Снаряжение в походе (о романе В. Кочетова «Секретарь обкома»). «Новый мир», 1962, № 1.