Это не прожектерские скачки Артамонова, а реальные планы и реальные дела.
Доверяя людям, Денисов не забывает и ленинский завет о необходимости контроля и проверки исполнения принятых решений. В Детунь он заехал не только для того, чтобы побеседовать с молодой, но уже знатной дояркой. А еще и затем, чтобы, прослышав о вынужденных махинациях высокогорских колхозов со сдачей молочных продуктов, лично убедиться, не делается ли нечто подобное и в колхозах руководимой им области, нет ли каких-либо признаков очковтирательства. Поговорил с людьми, походил по фермам, осмотрел другие участки колхозного хозяйства и уехал с чувством удовлетворения: все, как надо, все по-честному.
Но при всех своих достоинствах как руководителя и человека Денисов не из тех героев, которых критика с иронией относила к «идеальным» или хотя бы к «идеализированным». Напротив, один из литераторов поставил вопрос так: «Придумал» ли писатель своего героя или он встречался с ним в жизни? Нет ли в характере Денисова некоей противоречивости, логической несообразности?»[156]
Собственно, о какой «логической несообразности» героя идет речь? Оказывается, Денисов не соответствует тому «нравственному кодексу», которым мерил его критик. И приводятся примеры: Денисов тянул со снятием Суходолова, долго не решался написать в ЦК об антипартийных делах Артамонова... Не один Ф. Светов усматривал в этих ошибках нечто из ряда вон выходящее, несовместимое с высоким положением секретаря обкома.
Да, Денисов не безошибочен. Он промахнулся, одобрив идею колхозной «Третьяковки»; он был неправ, заглазно причислив Черногуса к старым болтунам и склочникам; он напрасно с первой же встречи настроил себя против Владычина, который будучи секретарем райкома, как раз и появился в кабинете первого секретаря обкома с вопросом о необходимости освобождения Суходолова от обязанностей директора химкомбината; не сразу написал и о делах Артамонова. Но ведь надо же видеть и меру этих ошибок, и обстоятельства, в которых они совершены.
Не будем возвращаться к «Третьяковке»: тут ошибка была осознана сразу же после ее открытия. Первоначальная неприязнь к Черногусу тоже понятна: когда у старого большевика милиция случайно обнаружила незарегистрированный маузер, то в ходе выяснения вопроса Черногус сгоряча наговорил о руководстве области, особенно о Денисове, такое, что следственные органы не без основания затеяли против директора краеведческого музея целое «дело». Что же касается Владычина, то он затронул самое сокровенное души Денисова...
Однако в отличие от Артамонова Денисов самокритичен, умеет признавать и исправлять свои ошибки. Преодолевая антипатию к Черногусу, он сам сделал первые шаги, чтобы установить личный контакт с этим человеком, убедился в его честности, и вскоре между секретарем обкома и старым коммунистом установились добрые, товарищеские отношения, а с помощью Черногуса — и с другими ветеранами партии, образовавшими при обкоме нечто вроде консультативного совета. Вместо забаллотированного Огнева на пост секретаря обкома по пропаганде кандидатуру Владычина выдвинул не кто иной, как Денисов. А ведь на областной партконференции Владычин более других критиковал первого секретаря обкома. После организационного пленума люди по достоинству оценили этот — шаг Денисова. «Железный мужик! — сказал кто-то. — Через все переступил. Через личное, через обиду, через критику».
Наиболее серьезная ошибка Денисова — история с Суходоловым. Верно, тянул секретарь обкома с его освобождением, хотя были сигналы: не справляется человек, отстал, выполняет планы за счет безоглядного износа оборудования. Но и здесь есть своя и логическая и психологическая «сообразность».
Дело в том, что когда первому секретарю обкома жаловались на Суходолова, то речь заходила не просто о товарище со времен войны, а о «друге, и даже больше, чем друге, — о человеке, которому Василий Антонович обязан жизнью». После одной из неудачных атак подразделения ленинградских ополченцев боец Суходолов под огнем наседающего противника полтора километра тащил на своей спине незнакомого ему полумертвого политрука, сам был ранен, но дотащил. Этим политруком был Василий Денисов. «Никто не забыт и ничто не забыто» — сказано не сегодня...
Денисов не раз предупреждал своего друга: жалуется на тебя народ, плохо работаешь, возьми себя в руки. Бесполезный разговор — Суходолов вполне доволен и собой, и своей работой, а все остальное считает наветами и кознями своих личных врагов, в число коих после решительного разговора был зачислен и фронтовой друг. А этот друг мучается: «Да, конечно, позиция Суходолова куда красивей, чем позиция Денисова. Суходолов спас жизнь Денисову, и вот, поправ не только фронтовую дружбу скрепленную кровью, но и чувство простейшей благодарности, Денисов снимает с работы Суходолова». Точнее сказать, не сам снимает, а вынужден разговаривать с министром о необходимости освобождения Суходолова. А потом еще объясняться на партийном собрании коммунистов химкомбината.
156
Светов Ф. Нравственный кодекс героя (Некоторые проблемы прозы 1961 года). «Вопросы литературы», 1962, № 3, с. 14.