В сцене встречи нового, 1924 года на квартире одного из «благоденствующих» инженеров, живущего на широкую ногу, показана группка тех, кто остался на своих предприятиях и при Советах, но только для того, чтобы стеречь добро своих хозяев. За это они получают даяния «твердой золотой, европейской валютой, не подверженной никаким случайностям». Эти «патриоты», как они громко именуют себя, по существу, внутренние эмигранты. Они спят и видят во сне возвращение России «в семью демократических европейских стран».
Но лучшая часть интеллигенции, не порвавшая корней с Родиной и народом, откликнулась на призыв партии. Например, инженер-кораблестроитель Дмитрий Игнатьев после долгого прозябания на «нейтральных» позициях под влиянием коммунистов отрекается от своего скептицизма и индивидуализма, от «мелкого по любому поводу критиканства» и идет на судоверфь, чтобы строить первые советские корабли. Хорошо работает, с огоньком, с вдохновением. На Всероссийском съезде инженеров именно Игнатьев дает отпор саботажникам, упомянутым «патриотам», а также проповедникам «технократических» идеек. Речь Игнатьева взбудоражила съезд, вызвала «противоречивый шум», многие аплодировали. Чувствовалось, что в сознании технической интеллигенции происходит перелом. По словам инженера-коммуниста Соколова, «идет великий процесс просветления непросветленных и убеждения неубежденных».
Как и во всех кочетовских романах, в «Молниях...» большое внимание уделяется молодежи. Демагогически заигрывая с ней, Троцкий подбросил провокационный лозунг: «Молодежь — барометр партии». Смысл этого демарша состоял в том, чтобы противопоставить молодое поколение — старшему, натравить молодежь на руководящее ядро партии, на ленинскую гвардию большевиков, вставших несокрушимой стеной на пути троцкистского политиканства и авантюризма. Опасная провокация! Все мы хорошо помним, какой трагедией обернулась подобная демагогия для целой великой нации, пережившей бесславную «культурную революцию» с избиением заслуженных, закаленных в борьбе партийных кадров.
Но в нашей стране троцкистская тактика стравливания поколений потерпела полный крах. Комсомол и молодежь, прошедшие под руководством партии огненный путь революции и гражданской войны, остались верны ей до конца. Роман В. Кочетова убедительно показывает единство революционных поколений. Так, в жаркой дискуссии на петроградском Пролетарском заводе вожак комсомольцев завода, давая отповедь зарвавшемуся троцкисту, в сущности, от имени всей советской молодежи сказал: «Нам льстивых формул не надо, мы не признаем искусственного деления на молодых и старых. Наша заводская молодежь идет и должна идти по стопам ленинизма, по стопам партии».
Терпит одно поражение за другим и белоэмигрант Старцев-Шумов, нелегально вернувшийся в революционную Россию по заданию обосновавшегося в Париже «Союза христианской молодежи». Шумов заявился в Петроград с тщательно разработанной «инструкцией», в которой были предусмотрены формы и способы «обработки» молодых умов: всячески использовать религиозное одурманивание молодежи, организовывать с виду невинные кружки и «общества» — танцев, пения, рисования, а затем постепенно прибирать участников этих кружков к рукам: читать им «соответствующие» лекции, распространять среди них антисоветскую литературу, растлевать юношей и девушек духовно и нравственно. Знакомые приемы! Они и поныне на вооружении у тех, кто занят идеологической диверсией в странах социализма.
Следуя духу и букве «инструкции», Шумов, однако, скоро убеждается, что молодое поколение страны Советов утратило «христианские традиции» и не собирается к ним возвращаться. С помощью сестер Лаубе организовал Шумов кружок с танцами, песнопениями и чтением «лекций» антисоветского пошиба, но ни одного молодого рабочего или работницу залучить в этот кружок не смог. На «занятия» кружка являлись какие-то мещаночки и расхристанные юнцы, охотнее всего расползавшиеся по темным уголкам бывшего особняка баронов Лаубе для более интимных «занятий».
Внедрившись в одну из школ в качестве преподавателя обществоведения, Шумов, конечно, по-своему перетолковывает историю. Например, рассказывая ребятам о Парижской Коммуне, он настойчиво внушает, что все жертвы коммунаров, вся их героическая борьба — «все это было, к сожалению, напрасным». И тонко дает понять, что пути русской революции тоже опасны: не исключено, что придут, даже непременно придут свои версальцы, а если не они, как пруссаки любой национальности, скорее же всего — и те и другие вместе. Юный Шурка Снарский, прослушав этот урок, тревожно задумался, а потом спрашивает Федотова, прав ли учитель. Нет, отвечает Федотов, «они, парижские коммунары, начали, мы продолжаем. Их кровь даром не прошла, нет...