«Мы хорошо знали историю города, в котором начиналось наше вступление в жизнь, — вспоминал В. Кочетов в очерке «Город-богатырь». — История не пряталась тут под пластами пустынных песков или под нагромождениями окаменевшей вулканической лавы...
Историю Ленинград хранил в каждом своем камне, она жила на любой улице, на любом проспекте. Мы любили эту живую историю.
Но больше всего нас, мальчишек и девчонок, пионеров и комсомольцев, людей поколения, которое слишком было молодо в дни боев Октябрьской революции, волновало все, что было связано с ней, революцией. Нас волновали булыжники, по которым Ильич с Надеждой Константиновной хаживали за Невской заставой, мы несли цветы к могилам жертв Кровавого воскресенья, мы знали, где печатались первые экземпляры большевистской «Правды», мы стаивали под балконом особняка Кшесинской, с которого в апреле семнадцатого года говорил с народом Ленин, мы ходили к домам, в которых заседал VI съезд партии, мы знали в городе места бывших баррикад и почти каждый дом со следами октябрьских пуль, по следам этих пуль отыскивали окна, из которых и по которым когда-то стреляли.
Колыбель революции... До чего же точно сказано!»[15].
В 1929 году Всеволод Кочетов закончил школу «второй ступени», как тогда называли школу-семилетку, и, выстояв три недели в очереди на бирже труда, получил «путевку в жизнь» — рабочим на один из судостроительных заводов Ленинграда. В духовном развитии вчерашнего школьника этот период сыграл немалую роль. В заметках «О себе» В. Кочетов писал: «В моей жизни была одна важная веха: когда я в годы моей юности работал на судоверфи, то имел возможность наблюдать представителей могущественного класса, который строит корабли и локомотивы, варит сталь и возводит дома, своими руками создает все материальные ценности. Я видел настоящих творцов жизни на земле — рабочих. И я понял, почему великий основатель Советского государства Ленин в своей революционной деятельности прежде всего опирался на рабочий класс»[16].
Хотя работа на заводе, а потом грузчиком в порту была поучительной школой жизни, молодой В. Кочетов, очевидно, понимал, что «семилетки» маловато для дальних дорог в нашей бурной революционной действительности. После некоторых раздумий для продолжения образования избран сельскохозяйственный техникум, расположившийся в Ропше, под Ленинградом. В выборе профессии, возможно, сказался и «зов земли»: что ни говори, а прадед, дед, да и отец в молодости — пахари, хлеборобы.
В «Записях военных лет» В. Кочетов с радостным волнением вспоминает те времена. Ропша — с ее красивейшими старинными парками и ниспадающими каскадом прудами, с горбатыми, в лишайниках, каменными мостиками и огромными карпами в озерах, сплывающимися к месту кормежки по звону колокола, — «Ропша — это сплошная романтика». Здесь они, полуголодные, но никогда не унывающие студенты, жили «по-царски» — в палатах дворца Петра III. Здесь бушевала «юность, боевая юность, полная огня и романтики, идейного смысла...»[17].
И вдруг новый поворот в жизни: девятнадцатилетний комсомолец В. Кочетов неожиданно оставляет техникум и отправляется на работу в село. Потом он так объяснит этот шаг: «Начало тридцатых годов — время великих революционных преобразований в деревне... Новым колхозам требовалось много специалистов и образованных людей, разбиравшихся в сельском хозяйстве. Я стремился принять участие в грандиозных преобразованиях, происходивших в советской деревне. Не закончив техникума, я отправился в деревню»[18].
Скажем прямо: вряд ли этим объяснением удовлетворится здравый смысл. Действительно, ну что бы случилось, если бы горячий поборник колхозного строя повременил год-полтора и явился в деревню специалистом с законченным образованием? Ровным счетом ничего — коллективизация прошла бы не менее успешно. Но в том-то и дело, что здравый смысл в переломные, революционные эпохи честно сопутствует преимущественно мещанской, обывательской психологии. Ему, здравому смыслу обывателя, неведомо нетерпение молодости, он не терзает себя всякими «страхами»: «А как там без меня? И разве же можно без меня? Не опоздать бы!..» Для В. Кочетова ропшинский «уход» — лишь одно из ранних проявлений его неуемного характера: всегда — и без промедления — быть там, где что-то начинает гореть и кипеть. Таким он будет и в творчестве: писателем, поднимающим самые актуальные и острые вопросы современности.
А в специалистах деревня, преобразуемая на социалистический лад, действительно очень нуждалась, так что двадцатилетний недоучившийся студент одно время был не только старшим агрономом, но и директором совхоза. Но особой вехой в его жизни стали «несколько труднейших лет начала коллективизации» в качестве участкового агронома Красногвардейской МТС под Ленинградом. «Сколько исхожено дорог в изодранных ботинках, сколько встречено людей, узнано историй и судеб, составлено планов посевных, прополочных, уборочных кампаний...»[19], — вспоминал В. Кочетов в «Записях военных лет».