- Внимание, внимание! Приготовиться! Начинаем... - послышался неожиданно зычный голос режиссера. Он уже, оказывается, стоял рядом с оператором на плоту, приставив ко рту блестящий металлический рупор. Как он очутился на плоту, мы так и не заметили - будто пришел прямо по воде, как Христос.
Жандарм и Артем побросали папироски. С берега по мостику подбежал к ним молодой человек в берете. В руках у него дощечка, сверху выкрашена полосато, как шлагбаум, а внизу черная, как классная доска, и на ней мелом написано:
"А Р Т Е М" 297-1
- Внимание!... Начали!.. Мотор! - крикнул режиссер. Парень растопырил свой "шлагбаум" из дощечек, поднес к самому носу жандарма - щелк!
- "Артем"... Двести девяносто седьмой... Дубль первый... - крикнул молодой человек, дощечки под мышку и, пригнувшись, скорее на берег.
А жандарм с Артемом уже сцепились. Возятся на мостике. Вот Артем резко вырвал руки, размахнулся... Бац жандарма в грудь. Жандарм - шлеп! Бултых! Ого-го! Брызги взлетели аж до неба, не то что от моего весла! Мгновение - и уже из воды торчат только сапоги жандарма. А Артема и след простыл. Забурлила вода... Глядь - вынырнула голова жандарма. Без фуражки, волосами глаза залепило, из носу течет, отовсюду течет, усы как у моржа, изо рта вода фонтаном, на полтора метра. Ух ты! Здорово играет!
- Да радуйтесь же, радуйтесь! - послышался сразу с плота отчаянный крик режиссера.
Мы вздрогнули, переглянулись растерянно, привстали... У меня не было зеркала, и я не видел своего лица, но у Вальки, у Явы и у Будки лица были, прямо говоря, глуповатые. Глаза вытаращены, рты разинуты, искривлены. Это была, конечно, не радость. Это было бог знает что.
- Стоп! - закричал режиссер. Где-то что-то щелкнуло. Ворчание тонвагена стихло. - Вы что, заснули? Кто за вас играть будет? Я? Вы ж в одном кадре с жандармом. Жандарм падает... Наплыв трансфокатора - вы радуетесь... Я же предупреждал. Испортили мне первый дубль. И жандарму нужно переодеваться.Видите, что натворили.
Мы сидели как побитые. Мы так увлеклись игрой жандарма, что пропустили момент, когда нам нужно было радоваться. Ну что вы хотите! Это же все-таки наша первая в жизни съемка! Что ж мы вам сразу станем как Аркадий Райкин?!
Жандарм вылез из воды, погрозил нам кулаком, но без злости, усмехаясь. Еще и подморгнул. И пошел за тонваген Переодеваться.
- Подвели мы их! Давайте хоть сейчас хорошо обрадуемся, - зашептал с кормы Ява.
- Ага!
- Ну да!
- Конечно, - поддакнули мы все трое.
Пока жандарм переодевался, я накапливал в себе радость. Сидел и вспоминал все самое лучшее, что было в моей жизни: и как мне новые футбольные бутсы купили, и как я на баштане самый большой кавун стащил, и как мой враг отличник Карафолька двойку по физкультуре схватил... Я поймал на себе Явин взгляд. Он смотрел на меня с ехидной улыбкой. Я догадываюсь, что он вспоминает! Он вспоминает, наверно, как я нырял при всех с дерева, зацепился трусами за сучок, разодрал их и летел в воду голый... Ну ладно, пускай вспоминает, мне для искусства не жалко! Лишь бы только съемку не срывал!
- У, гад, жандарм Европы, так тебе и нужно!.. Хи-хи-хи! - это шепчет про себя рядом со мной Будка - настраивает себя, готовится.
Мне не видно и не слышно, как готовится Валька, но я уверен, что она тоже готовится. Ух мы сейчас дадим! Ух мы сейчас обрадуемся!
Из-за тонвагена вышел жандарм в новом сухеньком мундире - будто и не падал в воду.
И вот снова они стоят с Артемом на мостике.
- Внимание!.. Начинаем... Мотор! - кричит режиссер. И снова подбегает парень в берете, щелкает своим "шлагбаумом" и выкрикивает:
- "Артем"... Двести девяносто седьмой... Дубль второй...
Ворчит тонваген. Борются жандарм с Артемом. Бац!.. Шлеп!.. Бултых!.. Жандарм в воде... Мы вскакиваем.
- Стоп! - кричит режиссер.
Тю-у-у... Пропал такой заряд.
Оказывается, Артем, убегая, поскользнулся и упал. Он был еще в кадре. А Артем - герой и не должен падать. Герои не падают. В кино падают только отрицательные персонажи.
Виноватый Артем бормотал:
- Конечно... Накидали тут каких-то арбузных корок... И канатоходец поскользнется...
Режиссер хмурится и молчит. Главных героев фильма режиссеры не ругают. Режиссеры ругают только статистов.
Жандарм вылезает из воды, грозит кулаком Артему, но уже не усмехается и не подмаргивает. Идет за тонваген переодеваться.
И вот снова:
- Внимание!.. Начинаем... Мотор! Щелк! - "шлагбаум".
- "Артем"... Двести девяносто седьмой... Дубль третий... ...Бац! Шлеп! Бултых!
- Ура! Га-га-га! Го-го-го! - как скаженные, по-настоящему радуемся мы, радуемся не столько "по роли", сколько потому, что наконец-то нас снимают.
Видим, режиссер улыбается, кивает нам, довольный. Ну, все!
- Стоп! - кричит вдруг оператор. - Не годится! Ветка закрывает девочку...
Вот еще!.. Мы враждебно смотрим на Вальку, как будто она виновата, что ее закрывает какая-то ветка.
- Срубить ветку!.. Немедленно. Что за свинство! Не могут подготовить съемку! Срываете мне работу! Черт те что делается на этой студии! - кричит режиссер неизвестно на кого.
Мы сидим, гордо поглядывая вокруг. Мы не виноваты. Мы хорошо сыграли. Режиссер нам кивал и улыбался. И правда свинство, что этот дубль испорчен. Выходит, даром мы радовались.
Жандарм вылезает из воды, ни на кого кулаком не грозится, но про себя что-то бормочет - видно, ругается... Что ж, мы его понимаем. Падать в воду не легче, чем радоваться.
- Внимание!.. Начали... Мотор!..
"Шлагбаум".
Щелк!
- "Артем"... Двести девяносто седьмой... Дубль четвертый...
Бац! Шлеп! Бултых!
- Га-га-га! Урра! Го-го-го!.. И-и-и!..
- Стоп! Еще раз! Жандарм недостаточно выразительный. Будешь тут выразительным - четвертый раз в воду шлепаться!..
- Внимание!.. Начали... Мотор!..
"Шлагбаум".
Щелк!
- "Артем"... Двести девяносто седьмой... Дубль пятый... Бац! Шлеп! Бултых!
- Стоп!
У жандарма отклеился один ус... А что же вы хотите! Таких испытаний настоящие усы не выдержат, не то что приклеенные.
Идет за тонваген мокрый жандарм. Выходит из-за тонвагена сухой жандарм.
- Внимание!.. Начали... Мотор!..
"Шлагбаум".
Щелк!
- "Артем"... Двести девяносто седьмой... Дубль шестой... Бац! Шлеп! Бултых!
- Га-га!.. Го-го! Ох-ох-о!.. Хи-хи!.. - стараемся мы.
- Стоп! Молодцы! Наконец-то. Кажется, теперь все! Порядок! - довольно говорит режиссер. (Мы расплываемся в радостной улыбке.) И вдруг он застывает, вытаращив глаза: - Что это?! На руке?!
Я не понимаю, что это ко мне относится, и какое-то время еще радостно улыбаюсь. Будка толкает меня в бок. Я смотрю на свою руку и все понимаю...
- Ча-сы... - бормочу я.
- Что-о?! Убийца! Где ты видел, чтоб дети бедняков до революции носили часы! Ну! Зарубил мне все дубли. Ну! - каким-то плаксивым голосом кричал режиссер, потом поднес к губам рупор и уже обычным своим голосом закричал:
- Все остаются на местах! Пересъемка! Пересъемка! - А потом плаксиво мне:
- Снимай немедленно часы и отдай на берег! Немедленно!
У меня сразу онемело внутри, я опустил голову и сказал:
- Не отдам!
- А?! Что?! - не поверил своим ушам режиссер.
- Не отдам... Это не мои часы... Они уже раз пропадали. А я их сегодня хозяину отдать должен.
- Так что же, ты мне всю съемку испортить хочешь?!
- Если так, я лучше сниматься не буду. Я на берег пойду.
Мокрый жандарм, что стоял по пояс в воде недалеко от нас и слышал весь разговор, сказал:
- Ну давай уж мне эти несчастные часы...
- Ого... Какие быстрые! - говорю я и прячу руку с часами за спину, как будто жандарм хочет их силой отнять.
- Не доверяешь? - усмехается жандарм.
Я молчу.
И вдруг жандарм тихо так, тихо говорит:
- А я тебе на пляже доверил... Не побоялся... Будто меня палкой по спине трахнули - рванулся я и рот разинул.
- Что-о?
- Не узнаешь? - улыбается жандарм.