Бабка Мокрина была в нашем селе церковным начальством. Все богомольные старушки и женщины собирались вокруг нее. Церкви в нашем селе не было. Церковь была в Дедовщине, за четыре километра от нас. Заведовал ею отец Георгий. И бабка Мокрина была его заместителем по нашему селу - собирала на храм деньги, созывала бабок на сборы и т.д.
Отца Георгия с легкой руки деда Саливона все атеисты прозвали Гогой. Это когда-то в нашем селе отдыхал художник Георгий Васильевич, которого жена называла Гога. И с тех пор дед Саливон окрестил так и отца Георгия. Прозвище к нему пристало - не отдерешь ...
А Дед Саливон, как выпьет, любит вести с батюшкой антирелигиозные беседы. "Поеду с Гогой побалакаю ... Пусть мне Гога расскажет про бога " – говорит он. Берет бутылку, садится на велосипед и, выписывая кренделя, едет в Дедовщину.
Отец Гога от выпивки не отказывался и антирелигиозных разговоров не избегал. Выпить он мог, как добрый молотильщик, и при этом не пьянел. После этих диспутов дед Саливон говорил:
- Специалист! Ну и специалист отец Гога! Хитрый, как змий! Он же сам в бога не верит. А говорит - как поет. Просто должность ему, видно, нравится. Спе-ци-а-лист!
"Должность" у отца Гоги действительно была недурственная. Сначала он имел просто мотоцикл, потом мотоцикл с коляской, потом автомобиль "Запорожец", после "Запорожца" поменял на "Москвич", а теперь, говорят, записался в очередь на "Жигули".
С прихожанами налаживать контакты он умел. Богослужение правил по-прогрессивному. Признавал науку, все ее достижения, выписывал журнал "Знание и труд" и двенадцатого апреля ежегодно служил молебен за космонавтов.
И все эти разговоры бабы Мокрины - конечно, от отца Гоги.
Я не успел даже еще поесть, как к нам во двор зашло трое мало мне знакомых восьмиклассников:
- Расскажи, что там было и как ...
Оказывается, Бардадым размножил фото и пустил по селу.
И началось.
Скрип-скрип ...
Скрип-скрип ...
Скрип-скрип ...
Калитка наша не закрывалась.
Только я заканчивал рассказывать, как тут же приходилось начинать все сначала. Наконец я не выдержал. Схватил удочки и умотал в плавни. Когда вечером вернулся домой, увидел, что возле наших ворот стоит машина. Я не сразу сообразил, что это за машина, потому что к моей маме-депутату часто приезжали из района и даже из области. И только зайдя на двор, я так и присел: под яблоней, рядом с дедом Варавой, сидел ... Поп Гога. Я хотел было броситься обратно, но было уже поздно - меня заметили.
- А-а, рыбак, - приветливо улыбнулся мне отец Гога - Здорово!
Я замер. Ну, сейчас начнет, как баба Мокрина, - "славен сей отрок ... видение, что тебе явилось ... Варвара-великомученица, сохрани, спаси и помилуй ... ". Да еще и при деде. Хоть крестись и убегай.
Но он не начинал.
- Ну показывай улов, - сказал он весело и, взяв у меня прут с нанизанной на нее рыбой, начал рассматривать. - О, три чехони, подлещики, устирочка, ерши ... носачи и обычные ... красноперки, подъязки ... О! И линь один даже есть ... Молодец! Знаменитая будет уха. Хорошо клюет? На что ловил? На червя, мотыля, на опарыша ... или, может, на тесто? А?
- На червя ... красного, - еле выдавил я из себя, напряженно глядя на него - когда же он начнет?
Но отец Гога только посмотрел на меня пристально серыми прищуренными глазами и вдруг поднялся:
- Ну, поеду. Спасибо за воду. Будьте здоровы.
И пошел к машине.
Когда он отъехал, я удивленно посмотрел на деда:
- Чего он хотел?
- Кто его знает ... Воды попросил ... в радиатор залить. Говорит, выкипела вся ...
Странно. И чего именно к нам? Неподалеку на улице колодец стоит, и ведро возле нее. Неспроста. Ой, неспроста Гога заехал. И как он посмотрел на меня! Насквозь взглядом прошил. По глазам видно было, что все-все он знает. И от того, что он ничего не сказал, еще как тревожнее мне стало. Такое у меня впечатление было, словно он не хотел говорить при деде. Как-то так он смотрел на меня, будто у нас с ним было что-то совместное и от деда тайное. И своим взглядом он словно сказал: ничего, мы потом поговорим.
О господи! Так это значит, что я заодно с попом Гогой. Заодно с бабкой Мокриной и всеми богомольными старушками. Заодно с этими грязными алкоголиками, которые побираются в Дедовщине возле церкви, которые неизвестно где живут и которым действительно, кроме бога, больше не у кого уже выпросить на похмелье.
А раз я заодно с попом Гогой, то, значит, против родной мамы, депутата и передовика, которая всегда сидит в президиуме, против учительницы Галины Сидоровны, которая проводит в селе атеистическую пропаганду, против всего прогресса и науки во главе с академиком Келдышем.
И все благодаря тому, что я, болван, сфотографировал привидение - черт бы его побрал! Теперь отец Гога не отвяжется от меня. Запутает и поймает меня в свои сети, как запутал и поймал десятиклассника Валерия Гепу из Дедовщины, который, не пройдя по конкурсу в Гидромелиоративный, поступил в Духовную Семинарию, и теперь учится на попа. Так и я. Павлуша станет художником. Гребенючка тоже, Карафолька академиком, Коля Кагарлицкий артистом, Вася Деркач фининспектором, а я монахом. С длинными грязными космами и реденькою бородкой. В черной засаленной сутане и с крестом на шее.
Мысли роились и гудели в моей бедной голове, как пчелы в улье.
Это ж еще и маму могут из-за меня и депутатов исключить ... А что! Какой же она депутат, когда у нее сын с крестом ходит! Хорошо, хоть она не видела попа Гоги у нас во дворе. Сегодня партийные собрания, и они с отцом придут, видимо, очень поздно. Сидит себе в президиуме и не знает, бедная, какие черные тучи клубятся над ней.
Нет!
Нет!
Надо спасаться. Надо что-то делать. Надо людей звать на помощь. Прежде всего надо идти к деду Саливону. Поговорить с ним, расспросить, может, он что-то видел, заметил, это все-таки возле него, почти возле дома, в его саду. Не мог он ничего не заметить.
И вообще надо, может, какую комиссию создать - пусть решают этот сложный научный вопрос. Это вообще-то дело всего общества. А то чего оно такое хитрое, общество, - хочет, чтобы столь важные общечеловеческие вопросы решал мальчишка малограмотный из седьмого класса. Черт знает что! Свалили все на меня одного. Безобразие!..
Но прежде всего - с самого утра - к деду Саливону.
С таким твердым решением я и заснул.
ГЛАВА Х. Я ПОСЕЩАЮ ДЕДА САЛИВОНА. НЕВЕРОЯТНЫЕ ЧУДЕСА.
Дед Саливон сидел на завалинке и крошил в ведро картошку для свиней. Голова его была обмотана мокрым полотенцем, и вода с полотенца текла по лицу, повисая серебристыми каплями на седых усах. Дед морщился и стонал.
"Это же он на свадьбе перепил", - догадался я. Еще, чего доброго, прогонит, разговаривать не станет.
- Здравствуйте, диду, - робко поздоровался я.
Он не ответил, только кивнул.
- Опохмелиться бы вам, - сочувственно сказал я.
Он со стоном отрицательно покачал головой. Я вспомнил - дед Саливон никогда не опохмелялся. Где-то он вычитал, что опохмеляются только алкоголики, и с тех пор всегда стойко переносил похмелье.
Я топтался на месте, не решаясь заговорить. Он вопросительно взглянул на меня и наконец открыл рот.
- Чего тебе? Меда?
- Да нет! Нет!
- А что?
- Да вы же плохо себя чувствуете ...
- Ничего. Так чего тебе?
- Да хотел рассказать немного и расспросить.
- Рассказывай.
И я рассказал деду все и показал фотографию. Дед Саливон выслушал меня внимательно, потом посмотрел прямо в глаза и сказал:
- Я знаю. Я тоже все видел.
У меня на затылке задеревенела кожа.
- И вы ... тоже ... видели ... призрак?
- Видел, - спокойно сказал дед Саливон и поднялся. - Пойдем!
"Значит, правда, - в отчаянии подумал я . - Значит, привидения реально существуют. Значит, после смерти человек, человеческий дух по физическим законом Ломоносова - Лавуазье точно превращается в призрак. И не избежать мне теперь сетей попа Гоги. Придется-таки быть монахом."