Эх!..
Поднял я своего Вороного, обнял его за руль и заковылял в село, увлекая за собой. Когда просто так идешь, то редко кого и встретишь. А если не хочешь никого встречать, то на каждом шагу:
- Ай-яй-яй!
- Что же ты наделал?
- Ого-го!
- Вот это "восьмерка"?
- А-яй-яй!
А уже около самого дома на Павлушу наткнулся. Он как раз выходил из своей калитки. Увидев меня, Павлуша не смог удержаться от изумленной улыбки. Я в сердцах только плюнул в его сторону и тут же, как назло, споткнулся.
Павлуша засмеялся.
- Дурак! - Крикнул я, нервно дергая велосипед, который застрял в калитке.
Он не ответил. Отвернулся и пошел себе по улице.
Дед посмотрел на изувеченное колесо и спокойно спросил:
- Трактор что ли на таран брал, а?
Я только зубами скрипнул. С дедом ссориться я не мог. Кто же мне тогда Вороного вылечит? Дед мой умел все на свете. Что бы я не сломал, не свернул, не испортил, я всегда шел к деду, и он меня выручал. Хотя всегда при этом страшно ругался. Но я к этому привык.
Вот и сейчас я вздохнул и молча с надеждой посмотрел на деда. Дед в свою очередь вздохнул и сказал:
- Принеси плоскогубцы, клещи и молоток.
Я не заставил его повторять. Молниеносно метнулся в сарай за инструментом, и дед сразу взялся за дело.
- ВарвАр! - Дед любил коверкать слова. - Только и знаешь золотые вербы выращивать ... Вредитель! Колорадский жук! Не на велосипеде тебе, а на корове ездить. Багамот! Так колесо искрутить! Это же надо уметь! Десять чертей будут специально крутить и так не скрутят. Вот бы тебя так поперекручивало, чтобы знал, как ездить. Уголовник!
Я молча слушал и только то и дело вздыхал, показывая свое раскаяние. Дед любил, когда я каялся. Когда я каялся, он делал для меня все на свете. Провозился дед до позднего вечера, и колесо стало, как новенькое, словно только что из магазина. У деда моего золотые руки. Если бы мне такие руки. А мои только пакостить умеют. Эх!
ГЛАВА XIII. НЕДАРОМ ЭТА ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ, ПОТОМУ ЧТО В НЕЙ СЛУЧАЕТСЯ ВЕЩЬ УДИВИТЕЛЬНАЯ, НЕПОСТИЖИМАЯ И ЗАГАДОЧНАЯ. ТАЙНА ТРЕХ НЕИЗВЕСТНЫХ.
На следующий день я уже выехал на своем Вороном, как ни в чем не бывало. Правда, теперь я ехал осторожно, объезжая каждую ямку, каждый камешек, каждую лужицу. Дед стоял у ворот, будто бы просто так, но я видел, что он искоса поглядывает на мое переднее колесо, ему было интересно, как оно вертится. И он, видно, был доволен своей работой.
Я проехал до конца нашей улицы и повернул на центральную, ул.Шевченко, идущую через всю деревню в поле. Уже показались последние хаты, как я услышал позади себя тарахтение мотоцикла. Я свернул с дороги, чтобы дать ему проехать, и обернулся. Меня догонял какой-то военный в шлеме и больших мотоциклетных очках, которые закрывали пол-лица.
Поравнявшись со мной, военный вдруг затормозил.
- Рень? - Коротко спросил он и, когда я кивнул в ответ, протянул мне конверт. Потом сразу дал по газам и рванул вперед. Я так растерялся, что уронил конверт на землю. И пока поднимал, от мотоциклиста только пыль на дороге осталась. Я успел лишь заметить, что это был офицер: то ли старший лейтенант, то капитан (или три, или четыре звездочки на погонах). А лицо - хоть убей - не узнал бы. Только и запомнилось, как белозубо сверкнуло его короткое "Рень?" на загорелом, припорошенном пылью лице ... И очки на пол-лица, и зеленый шлем ...
Я взглянул на конверт:
Яве Реню (Совершенно секретно)
Занемевшими пальцами я разорвал конверт и извлек письмо:
Сегодня, ровно в девятнадцать ноль-ноль приходи к разбитому доту в Волчий лес. В расщелине над амбразурой найдешь инструкцию, что ты должен сделать дальше. Это письмо немедленно уничтожь. Дело чрезвычайно важное и секретное. Никому ни слова. Чтобы тебе было легче хранить тайну, мы пока не называем себя. Итак, ровно в девятнадцать ноль-ноль.
Г. П. Г.
У меня сразу вспотели ладони. Я поднял голову и огляделся. На улице ни кого не было. Только возле крайнего дома во дворе старушка кормила кур, приговаривая: "цы-ы-ыпа, цы-ы-ыпа, цы-ы-ыпонька…". Но она в мою сторону даже не смотрела. Кажется, никто ничего не видел. Я сел на велосипед и погнал в поле. Письмо я крепко держал в руке, прижимая к ручке руля. В голове моей был суетливый беспорядок.
Что это? Шутка? Кто-то из ребят? Или все вместе? Решили посмеяться надо мной? Отомстить, что я их задурил с тем призраком? Но они видели, что я сам остался в дураках. Чего же мстить? И стал бы офицер на мотоцикле ввязываться в различные ребячьи проказы, передавать письма? Нет. Вряд ли. Да и почерк в письме не мальчишеский, не ученический. Ученических почерк, даже самый каллиграфический, сразу можно узнать. А это был совсем взрослый почерк - очень четкий, разборчивый, с наклоном влево, и каждая буковка отдельно.
Нет! Это не ребята! А кто же? ..
И что означают эти буквы - Г. П. Г.? Что это? Инициалы? Или зашифрованная должность? Например, гвардии полковник Герасименко (или там Гаврилов, или Гогоберидзе). Или - генеральный прокурор Гаврилов (или опять-таки Герасименко, или Гогоберидзе).
Но в письме стоит "мы". Получается, Г, П. Г. - это не один человек. Получается, трое. - "Г", "П", "Г". И кто же они такие, эти трое неизвестных? Хорошие они или плохие?
Не останавливаясь, я еще и еще раз перечитывал письмо. И ничего не мог понять. Они просят уничтожить. Ну что ж, уничтожить можно. Даже если это шутка - тем более.
Я порвал письмо на мелкие-мелкие клочки, и понемногу, на ходу, выбросил их по дороге. Теперь это письмо сам черт не соберет воедино никогда в мире. До семи часов вечера было еще очень далеко. Но ноги мои механически крутили педали, а руль сам собой поворачивал в сторону Волчьего леса. Я заметил это когда уже был на опушке леса. И только тогда подумал: "Чего это я сюда еду? Ведь в письме сказано - в девятнадцать. Если я приеду раньше, может, это повредит делу - кто его знает".
Я крутанул руль и повернул на дорогу, ведущую вдоль леса в Дедовщину - словно кто-то невидимый следил за мной, и я хотел его убедить, что и не собирался ехать в лес.
"Заеду в Дедовщину в лавку, куплю фигурных леденцов", - решил я.
В Дедовщине в магазине продавали фигурные леденцы на палочках - девятнадцать копеек сто граммов. В наш сельмаг таких почему-то не завозили. И мы иногда специально ездили за ними в Дедовщину.
Не доезжая до села, я увидел на дороге "Москвич" с поднятым капотом, в котором кто-то копался. Когда я приблизился, этот кто-то поднял голову, и я узнал попа Гогу. Увидев меня, отец Гога сказал:
- О! Ну подержи мне тут немного.
Я слез с велосипеда и, сдерживая беспокойство в сердце, подержал ему в моторе какую-то штуковину, которую он привинчивал плоскогубцами.
- Спасибо! - Сказал он, как закончил. Потом, взглянув на меня хитро прищуренным глазом, и сказал вдруг загадочные, непонятные слова:
- Темная вода во облацех.
И улыбнулся.
Я удивленно хлопнул глазами, быстро сел на велосипед и умчался прочь. Мне стало не по себе от этих слов. Я даже забыл о фигурных леденцах на палочке и повернул на другую дорогу ведущую назад в Васюковку.
"Может, это поп Гога написал? - думал я по дороге - Вдвоем с бабкой Мокриной.
"Г. П. Г." "П. Г." - Это может быть "Поп Георгий" – точно.
А "Г." Гавриловна!..
Это отчество бабки Мокрины. Мокрина Гавриловна, ее иногда так и зовут - "Гавриловна". И это они хотят заманить меня в лес и. .. убить. За то, что я их с этим призраком подвел. А что! Были же такие случаи, когда религиозные фанатики убивали людей. Даже в газетах писали ... Эх, если бы рядом был Павлуша, ничего бы я не боялся. И зачем он меня предал? Вот убьют меня, только тогда он пожалеет, только тогда поймет, что это он виноват, это он бросил меня одного погибать. Но будет поздно ... "