Я лез вперед, опустив лицо к земле и прикрывая его одной рукой, раздвигая крапиву своей макушкой. Пока жгучие листья крапивы проходили по волосам, я их не ощущал. Но когда они касались шеи, меня всего передергивало - словно кто-то лил мне на шею кипяток. Но больше всего страдали уши. Мои бедные несчастные уши. Мне даже казалось, будто я слышу, как они сухо трещат, горя жарким пламенем. И казалось, что я ползу не по крапиве, а через адский огонь. Однако, стиснув зубы, я лез, лез и лез.
- Мда-а! - Услышал я вдруг над головой. - Видно, ты или дурак, или что-то задумал. Вставай!
Выругавшись про себя последним словом, я поднялся.
На наклоненной плите дота, расставив ноги, с автоматом на груди стоял рядовой Митя Иванов. Это был он! Где-то в глубине души шевельнулась у меня одобрительная мысль: "А часовой то он неплохой, самого черта не пропустит".
Митя Иванов смотрел на меня беззлобно, с любопытством. Мои пылающие обожженные крапивой уши, шея, руки говорили сами за себя.
- Ну, так что тебе надо? - Спросил он улыбаясь.
- Ничего, - я еще ничего не успел придумать.
- Ничего? Гм. Значит, дурак, - с разочарованием сказал он. - А может, все же надо?
Вдруг у меня мелькнула мысль: "А может, это все специально? Чтобы меня проверить? Дудки! Ничего вы от меня не услышите! Хотя мне бы очень хотелось доказать, что я не дурак, но я не скажу ничего".
ГЛАВА XV. СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ ПАЙЧАДЗЕ. Я ОСМАТРИВАЮ ЛАГЕРЬ.
Неожиданно на дороге зарычал мотоцикл и, чихнув вдруг замолк - остановился.
- Иванов, что там такое, да? Чей велосипед на дороге? - Послышался хриплый голос с кавказским акцентом.
- Да вот, товарищ старший лейтенант, нарушитель ... Пацан какой-то. Я его гоню, а он лезет ...
Кусты раздвинулись, и появился офицер, высокий, стройный, с черными грузинскими усиками. Внимательно посмотрел на меня и спросил:
- В чем дело, да?
Я тоже внимательно посмотрел на него и молча пожал плечами. А в голове бешено крутилось: "Тот или не тот? Тот или не тот?" Я никак не мог вспомнить, с усиками был тот или без. Да разве за те считанные секунды, пока он передавал мне письмо, можно было что-то запомнить? Но лицо такое же загорелое, улыбка белозубая. И на погонах три звездочки ... Кажется, все-таки тот.
- Ты что - немой, да? Не понимаешь, что тебе говорят? А что с ушами? Почему такие красные? И шея ... Иванов! - Он вдруг метнув молниеносный взгляд в сторону солдата. - Ты что… Да?
- Да что вы, товарищ старший лейтенант!
Уши Иванова покраснели еще сильнее чем мои.
- Как вы могли подумать? Это он по крапиве лез. Шальной какой-то!
- По крапивой, да? - Офицер удивленно поднял брови и посмотрел на меня с откровенным интересом. - Интересно! Так что тебе здесь надо, а?
"Ничего ничего, - подумал я, - проверяйте, проверяйте! Вы меня не "подловите". Я не расколюсь, не бойтесь".
И, прикидываясь дурачком, я захлопал глазами и сказал:
- Да грибов хотел поискать ... Разве нельзя? Нельзя?
Офицер прищурился, пронизывая меня взглядом, потом повернулся к солдату.
- Иванов, присмотрит за его велосипедом, да ...
- Есть! - Козырнул солдат.
- А ты поедешь со мной, - приказал мне старший лейтенант и пошел на дорогу к мотоциклу. Я молча пошел за ним.
- Садись! - Кивнул он на заднее сидение, крутанул ногой стартер, мотоцикл сразу фыркнул, зарычал, и мы с места так стремительно рванули вперед, что я чуть не слетел с седла. Хорошо, что успел цепко ухватиться за его гимнастерку.
Мы мчались по разбитой тяжелыми военными машинами "генеральской" дороге. На выбоинах меня безжалостно подбрасывало, так что половину дороги я летел в воздухе, а половину ехал. Но я не замечал этого. Даже наоборот. Это лучше всего соответствовало моему душевному состоянию. Потому что меня не покидало внутреннее нервное возбуждение, которое я не знаю, как называется по-научному, а по-нашему, по-мальчишески - "мандраж". Разве я мог, скажите, быть спокоен, когда ехал на какое-то необычное, на какое-то важное и секретное задание, для которого требовалась мужество, смелость, может, даже героизм. Ясно теперь, что это какое-то особое задание. Секретного военного значения. Может у них что-то сломалось, и взрослому не пролезть. Пацана надо. Может, прикажут лезть в дуло какой-нибудь гигантской пушки или в ракету с атомной боеголовкой.
Было мне с одной стороны, честно говоря, страшно, аж в пятках холодило (потому как если бабахнет - даже пепла от меня не останется, похоронить нечего будет). А с другой стороны подпирала радостная гордость, что именно меня выбрали, - значит, считают, что я подходящая кандидатура для такого дела. Как же хотелось мне доказать, что да, я подхожу! И тянуло в животе, как перед экзаменом или перед тем, как арбуз на баштане украсть. Ох, если бы повезло, чтобы все было хорошо! Это ведь было бы так кстати, так кстати! Павлуша бы умер от зависти! Вот только рассказывать, пожалуй, нельзя будет. Раз так скрывают, предупреждают, да так проверяют и испытывают. А может, наоборот, придут в школу и на общем собрании благодарность вынесут. А то и подарок ценный вручат, фотоаппарат или приемник на транзисторах ... А могут и медалью наградить. Что - не бывает разве так, что ребят награждали медалями? Когда они совершают что-то героическое? Точно!
Мотоцикл так резко остановился, что я ткнулся носом офицеру в спину. Мы стояли на большой поляне перед высокой деревянной аркой, как на шоссе при въезде в новый район, украшенной вверху флажками Но в отличие от обычной арки, эту внизу перекрывал полосатый шлагбаум, как на железнодорожном переезде, и стояла будка с часовым.
- Пропускай! Лазутчика везу, - приказал офицер часовому. Тот поднял шлагбаум, и мы въехали на территорию лагеря.
"Лазутчика везу", - значит, придется все-таки куда-то лезть.
Мы ехали (теперь уже медленно) чистенькой, усыпанной белым песочком дорожкой, по сторонам которой стояли в ряд брезентовые палатки, словно в пионерском лагере.
И даже лозунги на красных транспарантах, что вытянулись вдоль дорожки, были похожи на пионерские:
"Равняйся на отличников боевой и политической подготовки", "Тяжело в учении - легко в бою!","Стрелять только на хорошо и отлично!"
"Получается, солдаты - такие же школьники, только взрослые, - подумал я. - Неужели человек всю свою жизнь должен учиться, думать об оценках и равняться на отличников? А я так мечтал закончить школу и навсегда закинуть все учебники на самую высокую иву, чтобы и не видеть их. Дудки! Значит, только и жизнь, пока без штанов бегаешь и грамоты не знаешь. А как пошел в школу - конец, гибель! Записался на всю жизнь в двоечники ... "
- Класс тактики, - не оборачиваясь, сказал офицер. Мы проезжали мимо площадки, где были вкопаны ряды длинных скамеек, как в летнем кинотеатре, только вместо экрана на дереве висела черная школьная доска.
- Спортплощадка. Полоса препятствий, да, - снова, не оборачиваясь, сказал офицер.
Спортплощадка была огромная, тут и футбольное поле, и волейбольная площадка, и турник, и кони, и огромная вышка с шестом, канатом, кольцами и наклонной лестницей (чтобы на руках подниматься). А то, что он назвал полосой препятствий, было целым комплексом: бревно, яма с водой, высокий забор, низенькая проволочная изгородь, под которой на животе пролезать нужно и многое другое. Это мне понравилось. Это, пожалуй, интересно. Хорошо бы попробовать ... А впрочем, может, мне сейчас придется такую "полосу препятствий" преодолевать, что эта - детские игрушки!
- Артиллерийский парк, да, - мотоцикл замедлил ход возле огромного пустыря, земля в котором была перепахана колесами тяжелых машин, орудий и гусеницами тягачей. Но сейчас ни пушек, ни тягачей не было. Только в глубине под навесом стояло несколько удлиненных, приземистых бронемашин и каких-то высоких грузовиков с будками. И еще отдельно, под другим навесом, стояло несколько восьмиколесных машин со скошенными вниз, как у лодок, носами.