А я весь напрягся, съежился и замер. Я думал об одном - лишь бы меня не высадили сейчас из машины, лишь бы разрешили остаться. "Ну, пожалуйста, ну, что вам - жалко, ну, забудьте про меня, ну оставьте, пожалуйста, ну ... "- причитал я про себя. И боялся поднять глаза, чтобы не встретиться взглядом со старшим лейтенантом, или с водителем, или с солдатами (их было всего пятеро на машине). Вцепившись в мокрый холодный поручень, я напряженно смотрел вперед, на полковника, окруженного людьми. И ждал, чувствуя почему-то, что главное зависит от него. Он уже что-то уверенно говорил офицерам, показывая рукой то в одну, то в другую сторону, - очевидно, ставил задачу.
Вот люди расступились - офицеры бросились к машинам.
Пайчадзе вскочил на бронетранспортер и приказал водителю.
- В конец улицы, да, к крайней хате!
Я поднял глаза на Пайчадзе и похолодел - встретился с ним взглядом. Он смотрел прямо на меня. Я опустил глаза. Сейчас он скажет: "Слезай" - и все. Просить, уговаривать, убеждать в такой момент просто невозможно. Не до того.
Но вместо "Слезай!" Пайчадзе сказал: "Давай!" - И не мне, а водителю.
Водитель крутанул руль, объезжая "бобик" и машина двинулась прямо к воде.
- Только сиди и не рыпайся! - Услышал я над собой голос Пайчадзе.
Я вздохнул и с благодарностью посмотрел на него. Но он на меня уже не смотрел. Он смотрел вперед. Шофер включил верхнюю фару-прожектор, и она прорезала темноту далеко вперед. Куда только хватал глаз - везде была вода. Волны уже бились о борта бронетранспортера. Он все глубже погружался в воду. Водитель перевел какой-то рычаг, на корме у машины закипела, пошла бурунами вода, и вдруг я почувствовал, что мы уже не едем, а плывем: нас плавно покачивало, земли под колесами уже не было. Заборы и плетни по сторонам скрылись под водой, и трудно было поверить, что мы плывем по улице.
ГЛАВА XX. ПОДВИГ СТАРШЕГО ЛЕЙТЕНАНТА ПАЙЧАДЗЕ. НЕОЖИДАННОЕ ПОЯВЛЕНИЕ ПАВЛУШИ
Странно было видеть хаты, залитые водой по самые окна. Они напоминали необычную флотилию белых кораблей, плывущую не среди камышей, а среди каких-то удивительных кустов, обильно усеянных желтыми, белыми, красными плодами (так необычно выглядели кроны фруктовых деревьев в полузатопленных садах).
Урожай на фрукты в этом году выдался богатый, и вокруг сейчас был настоящий компот, волны качались и перемешивали плывущие по воде яблоки и груши. Повсюду на крышах хат и сараев толпились люди. Крыши были заставлены различным домашним скарбом. Удивительно выглядели на крыше самые обычные вещи, такие как швейная машинка, велосипед или зеркало. А вода несла какие-то обломки, доски, разный хлам - горшки, корзины, ведра ...
Увидев нас, люди начали махать нам с крыш руками, подзывая к себе.
Но старший лейтенант Пайчадзе закричал:
- Не волнуйтесь, скоро вас снимут! Скоро вас снимут, да! Не волнуйтесь!
Конечно, мы не могли останавливаться здесь. Мы направлялись к крайней хате, туда, где самая большая вода, где хуже всего.
Вдруг, не доезжая двух домов до крайней хаты, мы услышали отчаянное женское:
- Ой, спасите! Ой, скорей! Малец в хате на печи. Ой, утопнет! Спасите!
Это была изба Пашков, где жил тот самый гнусавый третьеклассник Петя Пашко, что открывал занавес во время "Ревизора", и на котором так бесславно провалились я - Бобчинский и Павлуша - Добчинский.
Мать Пети Пашко была не обычная мать. Она была мать-героиня. У нее было одиннадцать детей. Четверо уже взрослых, а остальные - мелюзга. И вся эта мелюзга сидела сейчас на крыше вокруг матери, как птенцы в гнезде.
Потом уже Пащиха рассказывала, что мужа ее и старших детей в ту ночь как раз не было дома - уехали в Киев устраивать в техникум среднего сына. И бедной матери пришлось самой спасать детей от наводнения. Закрутившись, она не успела вынести пятилетнего Алешку, который с перепугу забился на печь. А вода уже залила окна.
- Ой, спасите! Ой, погибнет малец! Ой, люди добрые!
Старший лейтенант Пайчадзе не колебался ни мгновения.
- Давай тачку до той хаты, да! - Приказал он водителю. И за каких-то несколько секунд мы были уже возле дома Пашков.
- Ой, ломайте дом! Ой, что хотите делайте, спасите мне только сына! Ой, люди добрые! - Причитала надрываясь Пащиха.
Пайчадзе скинул сапоги и одним движением вскочил на борт машины.
- Прожектор на окно! - Скомандовал он и с размаху бултыхнулся в воду.
Через мгновение яркий свет прожектора был направлен вниз, на стену дома, где едва выглядывала над водой верхняя кромка окна. Возле окна показалась голова Пайчадзе. Она то исчезала под водой, тогда снова появлялась. Видно было, что он выбивает ногами окно. Но вот над водой на мгновенье мелькнули его босые ноги - лейтенант снова нырнул.
Есть такое выражение "время остановилось". Я раньше не понимал этого. И действительно бывают минуты, когда время словно останавливается, когда перестаешь дышать, и сердце не бьется, и не ощущаешь, сколько прошло - секунда или час. Будто выключились у тебя внутри часы, перестал тикать. И так страшно. Ты словно опустошен. Ничего в тебе нет, кроме жуткого ожидания.
И вдруг - затикали!.. Из воды у окна вынырнули две головы - Пайчадзе и Алешкина, живая и перхающая. Это было так радостно, что я аж закричал. И мать закричала, и детвора, и солдаты на "тачке". Солдатские руки моментально подхватили Алешку из воды и передали прямо на крышу - матери. Потом подхватили и втянули в машину Пайчадзе. Все это произошло так быстро и как будто просто, что не о чем и рассказывать.
Обхватив мокрого Алешку, прижимая и целуя его, мать не успела даже поблагодарить старшего лейтенанта. Мы уже отплывали. Пайчадзе только крикнул:
- Вас скоро сниму! И действительно - уже подплывала другая машина. До меня сразу дошел железный закон армии: приказ есть приказ. Первейшая обязанность солдата - выполнение приказа. Вот Пайчадзе совершил только что подвиг - спас ребенка, рискуя своей жизнью (вон у него даже кровь на руках и на лице - порезался о стекло в окне), но он не думал сейчас об этом - он спешил выполнить приказ, спешил к крайней хате. И даже будто чувствовал себя виновным, что в силу обстоятельств вынужден был задержаться для подвига, и теперь пытался наверстать упущенное время.
Я с восхищением смотрел на Пайчадзе, который по-мальчишески прыгал на одной ноге, вытряхивая из уха воду, и только теперь разглядел его как следует. Он был совсем молодой, хоть и с усиками. И уши у него были оттопырены, прямо как у Павлуши. И вообще, как ни странно, он чем-то напоминал мне Павлушу. И я подумал: "А где Павлуша? Что он делает?". И тут же вздрогнул, - увидел его. Это было просто невероятно! Но я уже давно заметил: стоит, к примеру, встретить на улице кого-то похожего на твоего друга или знакомого и подумать о нем, как обязательно вскоре встретишь его самого. Со мной много раз уже было такое. Я не знаю, почему это так, но это закон.
И когда я увидел Павлушу, я вздрогнул от неожиданности, но почти не удивился. Потому что где-то в глубине души уже предчувствовал, что увижу его.
В первое мгновение я увидел только лодку, идущую к хате навстречу нам от густых прибрежных ив. Только затем разглядел фигуру, которая стоя гребла на лодке. Я сразу узнал Павлушу. Я узнал бы его даже без прожектора, в темноте ... На дне плоскодонки лежала хорошо известная мне красная надувная резиновая лодочка, которую в прошлом году подарил Павлуше его киевский дядя. Этот ладная одноместная лодочка, не тонула, как ее не переворачивай, и вызвала зависть у всех наших ребят. Ясно - Павлуша добрался на своей надувной к иве, где были привязаны лодки всей деревни, нашел там лодку которую чудом не унесло и не потопило, и теперь плывет спасать людей. Вот молодец! Ну молодец! Лихой все-таки хлопец! Что бы он обо мне там не думал, что бы ни говорил, как бы не относился ко мне, а я объективно ... Люблю правду! Молодец! Молодец! Настоящий, геройский парень!