А я?.. Эх! .. Катаюсь себе на амфибии расчудесной, которую и атомная бомба не потопит. Тоже мне геройство!..
Мы уже подплывали к крайней хате. Собственно, правильнее говорить до двух крайних хат, которые стояли рядом, в одном дворе. Это был двор бабки Мокрины. Одна хата была старая, покосившаяся, под соломенной крышей. Вторая - новый, недостроенный кирпичный дом, на котором не было еще и крыши, только белели голые свежеобтесанные стропила.
На старой хате верхом на крыше, обхватив руками дымоход, сидела бабка Мокрина. А две ее здоровые, уже немолодые, но еще незамужние дочери, с которыми она жила, стояли на чердаке недостроенного кирпичного дома, держась за стропила, по разные стороны от пятнистой рыжей коровы.
Раздвигая кроны знаменитых яблонь бабки Мокрины (здоровые, как арбузы, яблоки, падая прямо в машину, застучали о дно), мы заплыли во двор и, развернулись так, что носом уперлись в стену старой хаты, а задом пришвартовались недостроенному дому.
- Коровенку, коровенку сначала! Коровенку, люди добрые! - Закричала бабка Мокрина.
Водитель направил прожектора на кирпичный дом, и все мы двинулись туда – и Пайчадзе, и солдаты, и я с ними. От чердака до машины было метра полтора, не более, но корова - не кошка, прыгать не умеет, и за шиворот ее не возьмешь, чтобы спустить вниз.
- Как вы ее туда затащили? - Спросил Пайчадзе бабкиных дочек.
- Да по сходням же, по сходням[2] - пробасила одна.
- Где-то их смыло, - пробасила друга.
- Придется на веревках, товарищ старший лейтенант, - сказал один из солдат, и только теперь я с удивлением узнал знакомого мне Митю Иванова. Тю! Вот ведь! Сколько ехал вместе и не замечал, что это он. Темно, и молчали всю дорогу, не до разговоров было. А вот же и друг его, здоровяк Пидгайко. Вот ведь! Как нарочно!
- Да, придется на веревках, да - согласился Пайчадзе - Айда!
Один за другим солдаты начали карабкаться на чердак Я сунулся было за ними, но Пайчадзе вдруг взял меня за руку.
- Сиди, сиди! Мы уже как-нибудь сами, да! Мешать только будешь ...
Кровь бросилась мне в лицо. Мальчишкой меня считает, оберегает, чтобы чего не случилось. И Павлуша, наверное, слышал. Вон лодка его вдоль стены дома – подплыл и смотрит: никогда же не видел амфибий так близко и в действии.
Замычала тревожно корова - солдаты уже обвязывали ее веревками.
- Осторожненько! Осторожненько! – засуетилась на крыше бабка Мокрина.
- Да не гавкайте, мама! - Раздраженно крикнула одна из дочерей.
- Без вас обойдется! Сидите себе тихонечко! - Добавила другая. - Покоя от вас нет!
- Вот видите, люди добрые, какие у меня дети! - Запричитала бабка Мокрина. - Родную мать в грош не ставят!
И вдруг голос ее набрал силу и металл:
- Вот господь бог наслал кару на землю за то, что ко мне дети плохо относятся!.. Потоп! Потоп! Разверзлись хляби небесные. Потоп! Вот есть, есть!
"Это бабка Мокрина явно переборщила, - подумал я .- Если бы бог даже и существовал на свете, не стал бы он ради одной бабки и ее семейных отношений тратить столько пороха и энергии. Очень уж не экономно получается. Обошелся бы чем поскромнее. А то чего это столько людей должно страдать из-за одной бабки ".
- Да тише вы, мама!
- Без вас весело, а тут еще вы тявкаете! - Опять закричали дочери.
Бабка Мокрина замолчала, всхлипывая и постанывая.
И мне стало ее жаль. Порядочные свиньи все же у нее детки. Чтобы так разговаривать с матерью, какая бы она ни была! Разве так можно? Если бы я своей матери такое сказал, я бы сам себе язык отрезал!
Может, и бабка Мокрина потому и в бога верит, что у нее такие дети ...
- И пожалеть, и защитить некому - простонала старуха Мокрина и вдруг вскрикнула: "Ой, горе! Ой, забыла! Забыла! За иконой ... Ой господи!"
И она тихонько заскулила, шмыгая носом, как ребенок. Никто на ее вопль не обратил внимания.
На у кирпичного дома было шумно - кряхтение, топот. То и дело слышались возгласы: "Сюда!", "Давай!", "Тяни!", "Держи!", "Пускай!"
Обвязанную веревками корову никак не могли вытолкнуть с чердака ...
- Пропало!.. Пропало! .. О господи! - Отчаянно причитала бабка Мокрина.
ГЛАВА XXI. Я НЫРЯЮ В ЗАТОПЛЕННУЮ КОМНАТУ. ЛОВУШКА. ОДИН НА ОДИН С БОГОМ. ТУПИК.
Неожиданно для самого себя я принял решение. Я колебался всего одну минуту. Резко сбросил ватник, сапоги. Правда одним движением, как старший лейтенант Пайчадзе, перемахнуть через борт машины я не смог - для меня было слишком высоко.
Подскочив, я повис, животом опираясь на борт, потом перекинул ногу, на мгновение завис на руках уже по ту сторону и неслышно скользнул в воду. Несколько движений – и я уже у окна. Икона должна быть где-то тут в углу, сразу за окном справа. Нащупываю. Лишь бы стекло высадить так, чтобы не порезаться.
Хата была затоплена почти по самую крышу, и окно, собственно, я не видел, только его край с узорчатыми резными рамами виднелся над водой. Подплыв, я уцепился за эту раму и сунул руку в воду, нащупывая проход. Рука свободно прошла внутрь: стекла уже были выбиты. Все в порядке. Я покрутил головой в сторону лодки. Эх, жаль, что Павлуша, кажется, не видит. Ну ничего, он увидит, когда я вынырну и передам бабке Мокрине то, из-за чего она плачет.
Увидит!
Я набрал полную грудь воздуха и нырнул. Проплывая сквозь окно, я зацепился за что-то ногой и уже думал, что застрял. Дернул со всей силы ногу - отпустило. Гребнув руками я вынырнул уже внутри хаты. Раскрыл глаза и увидел в углу икону. Да, да - увидел! Потому что перед ней горела лампадка ... Мне сперва даже не показалось это странным. Я сделал два-три движения и оказался возле иконы. Сунул за нее руку и нащупал какой-то небольшой продолговатый сверток. Выхватил и обратно к окну. Нырнул - и вдруг ударился обо что-то головой, руки наткнулись на какую-то преграду. Я стал поспешно нащупывать руками проход. В окне что-то застряло. Мне уже не хватало воздуха, и я вынырнул. Опять нырнул и снова не смог пробиться. Вынырнул, попытался нащупать и оттолкнуть ногой то, что мешало. Я колотил ногой вовсю, но тщетно. Окно завалило чем-то большим и тяжелым. То ли я сдвинул это ногой, когда зацепился, то ли вода принесла потоком, кто знает. Я метнулся через сени ко входной двери - она была заперты. Мало того, я нащупал, что она была еще и подперта изнутри какими-то поленьями - кажется, бабка Мокрина думала так спастись от воды ... Я поплыл обратно в дом. Второе окно было загорожено шкафом, то ли вода его сюда подвинула, или опять же самая бабка - неизвестно. Больше окон не было. Хата у бабки Мокрины старая, на два окна, тесная и неудобна. Поэтому-то дочери и строили кирпичный дом - для себя.
Мокрая одежда тянула вниз, трудно было держаться на воде, сказывался и мой марш-бросок на велосипеде в военный лагерь. Тяжело дыша я ухватился за электропровод с лампочкой, что свисал с потолка посреди комнаты.
И вдруг я осознал весь ужас своего положения. Я висел на электрическом проводе почти под самым потолком в затопленной хате, а вода все прибывала. В дрожащем свете лампадки я видел, как плещется она вдоль стен, прибывая с каждой минутой все выше и выше Вот уже волны достают лампадку. И только теперь я уразумел, как непостижимо странно выглядит эта лампадка, которая горит в углу перед иконой. Как не угасла в буйстве стихии эта маленькая капелька света? Это было какое чудо!.. А может ... А может, это действительно чудо? Может ... Здесь я впервые посмотрел на икону и увидел. бога. Он смотрел на меня из угла большими круглыми черными глазами - спокойно и строго. Казалось, он стоит в воде по грудь и вода шевелится, плещется у его груди от того, что он дышит.
2
Сходни – доски с прибитыми к ним поперечными планками, по которым, словно по лестнице, поднимаются на строительство рабочие, когда еще лестниц нет.