Выбрать главу

Лужайку перед домом ярко освещали прожекторы. В синих и красных лучах видеокамер и маячков она казалась нереальной, как пейзаж чужой планеты. Отрывистые команды диспетчеров пытались перекрыть несмолкающий вой полицейских сирен. Пошел мелкий дождь, туман понемногу рассеивался.

Репортеры так и сновали со своими блокнотами и диктофонами. Они дожидались кульминации шоу — выноса тела. Команда телевизионщиков дежурила на улице. Женщина в стильном плаще, подпоясанном ремнем, сделав серьезное лицо, «вела репортаж с места событий» — вечером мы увидим ее в новостях.

Билл Болц, прокурор штата, только что прибыл на место происшествия. Он неловко вылезал из машины, пряча от камер заспанное лицо. «Чего пристали? — будто бы обращался Болц к окружающим. — Я сам только приехал, что я могу знать?» Интересно, кто ему сообщил — не Марино ли? Копы маялись от безделья — одни шарили прожекторами по окнам дома Петерсенов, другие вылезли из машин и травили анекдоты. Болц застегнул кожаную куртку и поспешил к дому. Наши глаза встретились, и он поспешно кивнул.

Шеф полиции и майор, оба бледные, давали интервью Эбби Тернбулл прямо из машины. Эбби приходилось задавать вопросы через окно. Едва мы вышли за ворота, как Эбби забыла про шефа полиции и метнулась к нам.

Марино отразил атаку сухим «без комментариев» — Эбби, дескать, не дура, пускай придумает что-нибудь сама, ей за это деньги платят.

Детектив шагал широко, и мне было даже уютно в его тени.

— Нет, ну что за дерьмо? — возмущался он, хлопая себя по карманам в поисках сигарет. — Дурдом.

Дождь приятно холодил лицо. Марино придержал дверцу автомобиля. Я включила зажигание. Он наклонился ко мне и ухмыльнулся:

— Осторожней на дороге, док.

2

Белый циферблат, как полная луна, висел над темным куполом вокзала, железной дорогой и эстакадой. Огромные ажурные стрелки остановились лет сто назад, одновременно с последним пассажирским поездом — на дальней окраине Ричмонда, у морга, всегда было 12:17.

Здесь действительно будто бы остановилось само время. Это был нежилой район — все дома запланировали под снос. День и ночь грохотали машины и поезда: я привыкла к грохоту, как привыкают к шуму моря. Вокруг в полной темноте простирались загаженные пустыри. Добрые люди сюда не заходили, разве что случайно проезжали мимо.

Белый циферблат следил за мной, пока я подъезжала к моргу — следил совсем как белое лицо из моего сна.

Пахло сырым железом. Я припарковалась у свежеоштукатуренного здания морга — последние два года я бывала здесь каждый день. У морга уже стоял серый «плимут» Нейлза Вандера, специалиста по дактилоскопии, — Нейлз, как и я, ездил на служебной машине. Я позвонила ему сразу после того, как Марино сообщил мне о происшествии. Из-за последних убийств нас, криминалистов, вытаскивали из дома в любое время дня и ночи, но Вандер, в отличие от меня, получив информацию об очередном удушении, должен был ехать прямо в морг. Сейчас он находился в рентген-кабинете — очевидно, налаживал аппаратуру.

Свет из окна косыми лучами падал на асфальтированную дорогу. Подъехала «скорая», из нее вылезли двое санитаров с носилками. Скучать не приходилось даже ночью — всех, кто умер насильственной смертью, или внезапно, или как-то подозрительно, отправляли к нам, не дожидаясь, когда наступит утро или закончатся выходные.

Санитары явно не рассчитывали увидеть меня в такую рань. Я распахнула дверь холла.

— Что это вы ни свет ни заря на работе? — поздоровался один. Другой кивнул на носилки с трупом:

— Самоубийство в Мекленбурге. Парень бросился под поезд. Запарились его с рельсов соскребать.

— Остались от козлика рожки да ножки…

Они пошли по коридору. Кровь еще капала с изуродованного тела прямо на чистый пол.

Отвратительный запах смерти ничем не выведешь — ни хлоркой, ни освежителями воздуха, ни открытыми окнами — я и с завязанными глазами поняла бы, что это за место. Но по утрам вонь казалась еще невыносимее, чем в остальное время суток. Санитары загнали труп в морозильник и с грохотом, только подчеркнувшим мертвую пустоту коридоров, захлопнули дверцу.

Я прошла в кабинет, где Фред, охранник, прихлебывая кофе, дожидался, пока санитары зарегистрируют тело в журнале и уберутся. Фред уселся на краю стола таким образом, чтобы случайно не увидеть носилки. Он, наверное, и под дулом пистолета не пошел бы в морозильную камеру отслеживать, правильно ли обращаются с телом. Особенный ужас у Фреда вызывали почему-то номерки, болтающиеся на пальцах ног покойников.