– Кофе будешь? – спросил Никита, когда я закончила разглядывать снимки на стенах и уселась на диван.
– Обязательно!
Он исчез на кухне и через несколько минут появился с подносом.
– Ты, я вижу, купил кофеварку? – приятно удивилась я.
– А как же тебя принимать-то? – пожал он плечами. – Ты же растворимый не пьешь!
– Так как там насчет моего дела? – спросила я.
– Рассказываю. Странное что-то творится: я обратился к людям, для которых обычно нет ничего невозможного. Тем не менее они не смогли помочь!
– Что, совсем ничем? – разочарованно уточнила я.
– Только тем, что разъяснили: соваться в эту область не стоит.
– Ну да, конечно! – злобно фыркнула я. – Военная тайна! Мальчишки, значит, мрут как мухи, а они отказываются говорить?!
– Зато я узнал для тебя кое-какие имена.
– Тех, кто еще погиб на той заставе, да? – догадалась я, воспрянув духом.
– Точно. Не все они проживали в Питере, но что есть расстояния при наличии современных способов связи, верно?
– Ты совершенно прав!
– Слушай, а ты…
Никита осекся, и мне даже показалось, что он покраснел.
– Что, Ник?
– Дядя Андрей так внезапно усвистал в Америку… Ты не знаешь, что случилось?
– Случилось? – удивилась я. – Что могло случиться? Он же всегда разъезжал по свету с лекциями, а почему ты спрашиваешь?
– Дядя Андрей давно говорил, что собирается завязать с дальними поездками – после операции он стал плохо переносить самолет.
– Правда? – пробормотала я.
– И он ничего не сообщал мне о своих планах, и вдруг – улетел. Я думал, ты знаешь почему.
Мне не приходило в голову, что Андрей мог улететь из-за того, что я прекратила наши отношения – такой сильный человек не мог настолько тяжело переживать разрыв с женщиной! Тем не менее слова Никиты говорили о том, что я, возможно, ошибалась, считая Андрея пуленепробиваемым с эмоциональной точки зрения.
– Нет, Ник, мне ничего не известно, – ответила я. – Андрей Эдуардович не делился со мной своими планами.
Парень посмотрел на меня, и я почувствовала, что он о чем-то догадывается. Нам с Андреем успешно удавалось скрывать отношения от коллег, но, кажется, некоторые, наиболее внимательные, все-таки нас подозревали. Ну, ничего – теперь-то и подозревать нечего, ведь все кончено!
В квартире Бероевых было чисто, как в операционной.
– Не могу без дела сидеть, – пояснила хозяйка дома, Анна Емельяновна, облаченная в старые джинсы и мужскую рубашку. – Раз пять уже все здесь перемыла, но никак успокоиться не могу!
– Еще бы! – сочувственно покачала я головой. – Вы успокоительное принимаете?
– Не люблю я лекарства пить – одно лечишь, другое калечишь.
– Вам не предлагали с психологом пообщаться?
– Вы намекаете на то, что у меня с головой не в порядке?
– Да нет, но вы ведь сына потеряли, а это такая серьезная психологическая травма!
– Ничего, – мотнула коротко стриженной головой женщина, – справлюсь. Вы не подумайте, что я черствая такая, – тут же добавила она, – но мне сейчас никак раскисать нельзя: пока не выясню, что с моим Феденькой случилось, не могу я горю предаваться!
Сильная женщина, ничего не скажешь – права Инга Шацкая!
– А вы ведь не из прокуратуры, да? Из какого-то Отдела…
– Медицинских расследований, – подсказала я. – Но я здесь не по делам Отдела, а потому, что мать мальчика, который погиб с вашим сыном, – моя коллега.
– Вы о Косте Макарове говорите?
– Ваш сын писал о нем?
– Да, – вздохнула Бероева. – Они с Федей лучшими друзьями были – как в учебке познакомились, так и… Господи, они ведь служить только начали!