Я подумал, что, пожалуй, пришло время купить собственное жилье, просто комнату, лишь бы там помещалась кровать, уж это-то я мог себе позволить, правда? Вместо того чтобы выбрасывать деньги на ветер за аренду, я бы понемногу выплачивал ипотеку и через несколько лет смог бы купить жилье побольше. И вот утром следующего понедельника я отправился в банк: зашел ровно в десять утра, а вышел примерно в 10:05. Все это время ушло не на то, чтобы получить кредит, а скорее на то, чтобы кредит не получить. Чтобы подать заявку (просто подать заявку, то есть получить бланк заявления, который нужно заполнить печатными буквами), я уже должен был иметь официальный документ, что уже три года коплю деньги на сберегательном счете! Притом что это не беспроцентный заем или что-то вроде благотворительности, нет, кредит был под баснословные восемнадцать процентов! В общем, я отказался от этой идеи и снял небольшую квартиру на Херн-бэй в одном из тех зданий 1980-х годов, которые, как многие жаловались, отбрасывали холодные тени на все вокруг и были забиты квартирами под завязку. Можно поставить крест на культе четверти акра[20]. Но в жизни в «апартаментах Бельвью» было большое преимущество: входя туда, я больше не видел здание снаружи. Чего не скажешь о жителях вилл, которым, хотя у них и был свой причал для лодок, приходилось мириться с видом на нашу гигантскую бородавку и бесконечно проклинать того, кто подписывал разрешение на строительство.
Я избавился от старой одежды. Избавился от мебели и других вещей, их выбросили мои товарищи из Рода Соседей. Избавился от старых кассет, которые вечно зажевывал плеер (мне надоело бесконечно вкручивать метры ленты обратно пальцем и склеивать обрывы, будто я тренирую мелкую моторику, собираясь стать нейрохирургом). Избавился от длинных волос. Чтобы отличаться от белых воротничков, сделал правильную, не совсем классическую стрижку. Для укладки достаточно было раз в день наносить гель. Как-то, проходя мимо витрины магазина, я украдкой взглянул на себя и понял, что торчу от нового образа. Только я не должен больше говорить «торчу», а то на мне навсегда останется клеймо «из семидесятых».
Третьего марта 1982 года, если верить моему рабочему блокноту, я получил «первую настоящую работу в качестве режиссера», сняв телевизионную рекламу стирального порошка. В ней домохозяйки не сокрушались из-за пятна от шоколада, которое никак не хотело отстирываться, и не восхищались потом: «О боже! Смотрите! Все белоснежное, и пятно исчезло, будто его и не было. Шок». Нет, эта реклама была другой – откровенной романтизацией еженедельной работы. Цветочные простыни развеваются на ветру, когда молодая женщина снимает их с бельевой веревки, а милая пятилетняя девочка протягивает матери букетик ирисов, которые только что сорвала. (В агентстве попросили: «Вспомните ирисы Ван Гога».) Признаюсь, я думал, не попросить ли Эмбер сыграть роль матери, но потом отказался от этой идеи: я хотел таким образом наладить отношения, но слишком хорошо понимал, что Эмбер сразу меня раскусит.
16 февраля 1983 года
За последний год я несколько раз ходил на свидания с девушками, но отношения не складывались по разным причинам (прежний парень Скарлет вернулся, Майя уехала за границу, Эбби хотела слишком многого и слишком быстро). Последние недели я был предоставлен сам себе, не спал ночами и писал сценарий для документального фильма о дикой природе Южного острова. Этот сценарий я собирался показать нужным людям в ближайшую пятницу. В одиннадцать утра я был все еще небрит и сидел в старых трениках и вытянутой майке, когда в дверь постучали. Я думал, это водопроводчик, которого наконец-то прислало агентство недвижимости, поэтому оказался совершенно не готов увидеть Эмбер. Ничего себе. Она тоже изменилась. Длинные волосы, практически ее визитная карточка, были обрезаны до плеч, и, хотя их и теперь не назовешь короткими, они выглядели короткими. Эмбер казалась более крепкой, чем раньше. На ней была юбка и жакет без рукавов.
– Привет, – нервно улыбнулась она.
– Привет.
Эмбер обеспокоенно посмотрела поверх моего плеча, как бы проверяя, нет ли здесь кого-нибудь еще, а затем спросила:
– Можем поговорить?
– Конечно. – Мне удавалось говорить непринужденно, хотя сердце колотилось, когда я посторонился, чтобы она зашла.
20
Традиционно австралийцы и новозеландцы стремились владеть домом на участке площадью около четверти акра. –