Однажды холодным днем мы шли по набережной, останавливаясь поговорить и прерывая разговор, чтобы идти дальше. Мы говорили, стояли, шли, стояли, я будто на эмоциональном уровне выкручивал ей руки, поскольку хотел, чтобы Эмбер назвала союз со Стюартом не просто ошибкой, а «самой большой ошибкой в ее жизни», в то время как она стремилась найти все положительное, что смогла извлечь из этого брака. Оглядываясь назад, я понимаю, насколько это было несправедливо с моей стороны: по сути, я пытался заставить Эмбер сказать, что последние четыре года ее жизни прошли впустую. Но любовь, боюсь, никогда не бывает справедливой, она всегда стремится быть исключительной и вычеркивает всех, кто мог бы иметь хоть какое-то значение.
Мы выпытали друг у друга правду, что-то было обыденным, что-то – по-настоящему серьезным, словно мы испытывали нашу любовь на прочность. Эмбер вынудила меня признаться, что я писал в душевых общественных бассейнов, когда мне было восемь или девять лет, и что иногда я все еще делаю это в море. Она так никогда не делала, хотя ей пришлось сказать, что она писалась в постель до десяти лет. Когда выяснилось, что она пробовала наркотики, настоящие наркотики, я был потрясен. Ее брат давал ей их, сульфат морфина, белые кристаллы для избавления лошадей от боли! Я просто не мог поверить, что он давал такие тяжелые наркотики младшей сестре, – это же преступление! Но она защищала его до последнего:
– Лучшего брата, чем Дэнни, и быть не может, он столько раз спасал меня, ты себе не представляешь. Только после ссор с папой мы иногда ходили в конюшни, чтобы принять их.
Пуф! Это взорвало мой мозг. Со стороны ее семья казалась мне такой безупречной: окружающая обстановка, лошади, идеальный образ. Кто бы мог подумать, что все было так неблагополучно?
– У тебя кто-нибудь был в последние годы? – спросила она меня однажды, нервно покусывая ноготь большого пальца.
– Да, несколько девушек, – честно ответил я, – но я никогда ни к кому не испытывал таких чувств, как к тебе.
Мой ответ явно разочаровал ее. Она опустила глаза, хотя я повторял и повторял, что люблю ее, и люблю уже много лет.
– У тебя был секс с другими женщинами и, я так понимаю, не один раз?
– Ну да, но…
Я бы предпочел, чтобы Эмбер закатила скандал, но она молчала. Это сводило с ума, и я не знал, что говорить.
– Ты была замужем. Чего ты ожидала?
После этого она сказала, накручивая волосы на палец:
– Знаю, ты думаешь, что я несправедлива, но я ничего не могу делать, чувства просто приходят без спросу.
Это было похоже на игру в пинг-понг: я постоянно должен был реагировать на каждый удар и подачу, бежать то вперед, то назад, тянуться, прыгать, приседать, и все это могло быть только в полную силу, и никак иначе. Мы были безумно влюблены и немного сходили с ума оттого, что все должно продолжаться так, пока кое-что не изменится, но удивительное дело – мы никогда не говорили о его смерти. Мы знали, что будем жить так столько, сколько потребуется. Никогда, ни разу не звучало «если»; хотя невысказанным это слово постоянно висело в воздухе над нами.
Черная подлодка
Так прошла зима 1983 года. Мы с Эмбер часто виделись, до тех пор как в августе Стюарт не почувствовал себя очень плохо, и она уже не могла оставлять его ради встреч со мной. Затем, примерно через десять дней – мы не могли больше выносить разлуку, – она поздним утром появилась у моей двери. После очередной бессонной ночи, проведенной обоими в безумной тоске, мы упали, нет, просто рухнули друг другу в объятия и, охваченные страстью, отдались чувствам, не думая ни о чем, и это могло быть опасно, не случись оно прямо перед месячными. Я думаю, мы оба хотели почувствовать друг друга без преград, а еще мы не хотели испортить момент, возясь с презервативом. В сущности, это означало (и не нужно было ничего проговаривать), что я должен выйти из нее, когда наступит нужный (и самый трудный) момент, но потом нас накрыло с огромной силой, и в последнюю решающую секунду мы с ней не дали себе оторваться друг от друга. После того случая мы поняли, что должны стать более ответственными, и Эмбер начала принимать таблетки. Наши чувства были слишком сильны, чтобы обойтись без этого.