«Мама», то есть та, кого ты всегда считала своей матерью, – на самом деле твоя бабушка. Твоим биологическим отцом не был Лес Диринг. Он твой дедушка, который, несомненно, любил бы тебя, но, к сожалению, он ничего не знал о тебе, когда ушел из жизни. Твоя прекрасная «старшая сестра», Эмбер, тебе не сестра. Она твоя настоящая мать. Она выносила тебя, она родила тебя. Чтобы быть рядом, она решила жить с тобой под одной крышей, и, к сожалению, это оказалось плохим решением: она не смогла справиться с тем, что не могла назвать тебя своим ребенком. Мы с твоей мамой сильно любили друг друга. При других обстоятельствах, я думаю, мы были бы счастливы все вместе. У тебя нет брата, прости, – Дэнни тебе не брат, ты единственный ребенок. Хоть он этого не знает, он твой дядя. Что касается меня… знаешь, у римлян было два названия для «отца»: первое – genitor, биологический отец, и второе – pater, законный отец, тот, кто воспитывает ребенка. Я и тот и другой.
Ни твоя мать, ни я не совершали убийства, такая мысль ни разу не приходила нам в голову. Хотелось ли мне иногда, чтобы Стюарт поторопился и быстрее умер? Да, черт возьми. Но делал ли я что-нибудь намеренно, чтобы он умер? Нет. Никогда. Но я считаю, что наша беспечность, наше, в основном мое, безрассудство, мои безответственные действия в ту роковую ночь, мои необдуманные поступки – вот что ускорило смерть Стюарта. В какой-то мере я мог быть виновен в непредумышленном убийстве. В конце концов, я был провокатором, подстрекателем, нарушителем спокойствия. Мой «моральный компас», если во мне когда-то и была такая настройка, похоже, сломался в безумстве нашей неистовой любви, по-другому не объяснить. То, что Стюарт все равно был обречен, ни в коем случае не оправдывает случившееся.
Я знаю, что нечестно вываливать на тебя эту правду, все это очень запутанно. Как нам, мне или тебе, сказать моим родителям, что они твои настоящие бабушка и дедушка? Чем больше людей будет знать, тем более шатким будет твое нынешнее положение. Твои официальные документы, свидетельство о рождении, перестанут соответствовать тому, что будут знать о тебе другие, и тогда возникнет вопрос о законности. Представь, будто это невероятное хитросплетение нарисовано спирографом. Помнишь спирограф, с которым ты в детстве играла часами? Сначала рисуешь узор синим цветом, потом берешь красную ручку и делаешь еще один круг симметричных петель прямо поверх синего. Это не повредит тому, что внизу, тому, как ты представляла свою жизнь раньше. Второй узор просто дополнит прежнюю картину, сделает ее более сложной с каждым новым поворотом и изгибом дикой причудливой кривой. Думай об этом так. Оба рисунка – твои, вместе они составляют то, кто ты на самом деле.
Не буду отрицать, меня мучают сожаления и угрызения совести. Хотелось бы, чтобы жизнь давала возможность сначала потренироваться. В таком случае я все сделал бы лучше – в «настоящей» жизни. Боюсь, что я слишком сосредоточился на своих проступках вместо того, чтобы представить себя в выгодном свете. Может быть, ты будешь сурова ко мне и осудишь. Возможно, ты не одобришь мою открытость и прямолинейность, не оценишь, что я решил ничего от тебя не скрывать, даже того, откуда берутся дети. Мы с твоей мамой – не Барби и Кен, гладкие и отшлифованные, благоразумно лишенные некоторых жизненно важных деталей. Мы были настоящими, цельными людьми, и я хочу, чтобы ты знала и понимала нас такими. Я не хочу отделять секс от любви, одно часть другого так же, как сердце и кровь, они обретают смысл только вместе. Неудивительно, что благодаря этому акту любви, образно говоря, моя кровь и кровь твоей матери смешались, и этот единый поток продолжает течь в такт биению твоего сердца.