Выбрать главу

— Жди здесь, — сказал Мадраим и, пригнувшись к земле, бесшумно пошел к задней стене хаты.

На крыльце появился солдат. Андронов определил это по стуку приклада винтовки. Солдат закурил и, постояв минуту, сошел с крыльца. Огонек папиросы вскоре исчез в темноте, а шум шагов утонул в высоком бурьяне.

— Ну, что? — спросил Андронов, когда Мадраим вернулся.

— Кричит в телефонную трубку, а что — непонятно, говорит по-немецки.

— Ну, значит, в чинах, раз по-ихнему лопочет. Непременно брать надо, — заключил Андронов.

Разведчикам пришлось совещаться недолго. Дверь неожиданно открылась, и на крыльце появилась знакомая фигура.

— Никаких приказаний не будет, господин комендант? — спрашивал кто-то.

— Нет. В четыре разбудите Мартынова и пришлите ко мне. Поедет в штаб.

Видимо, разговор по телефону оказался приятным. Офицер спустился с крыльца, весело посвистывая.

Две фигуры отделились от разрушенной изгороди и, тихо приминая бурьян, пошли следом. Но, как ни старались разведчики ступать тихо, комендант услышал шорох и, остановившись в нерешительности, тревожно спросил:

— Кто идет?

Одна секунда гробовой тишины разделяла вопрос и ответ, но она тянулась долго; Мадраиму показалось даже, что Василий струсил.

Но вот он услышал спокойный, твердый голос товарища:

— Так что это — я, господин комендант!

— Кто это — я? — Комендант повернулся всем корпусом, который хорошо был виден на сером фоне дальней постройки.

— Я — Андронов.

Дальше спрашивать комендант уже не смог. Мадраим верно рассчитанным ударом опустил на его голову приклад автомата, и комендант свалился в бурьян.

Разведчики опустились рядом. Послышались чьи-то быстрые шаги возле длинного сарая. К ним приближался солдат с папироской — яркой красной точкой она плыла над землей.

«Вот когда еще только каша заваривается», — подумал Мадраим, наблюдая за солдатом. Тот, видимо, слышал подозрительный шум и сейчас пересекал площадь, зорко осматриваясь по сторонам.

Друзья сжимали рукоятки ножей, ожидая солдата. Он прошел совсем недалеко, тихо позвав:

— Господин комендант!

На его голос откликнулись патрули у сарая:

— Ты чего там?

— Кто-то здесь разговаривал. А сейчас никого не видно.

Солдат повернул в сторону того дома, откуда вышел совсем недавно.

* * *

Сквозь густую листву, маскировавшую овраг сверху, пробился первый вестник начинающегося дня — серый, неясный свет.

Комендант со связанными руками и большим кляпом во рту уже шел сам. Андронов, несший его бездыханное тело до оврага, сейчас шел сзади, громким шепотом приказывая:

— Ты шагай тихо, не то я тебя поучу, как ходить надо. Снотворного ты уже попробовал… как, понравилось?

Местами на дне оврага стояла вода. Тогда Андронов начинал снова язвить:

— Не надобны ли галоши, господин комендант? Опасаемся — ноги промочите, у вас язык отсохнет, что нам тогда делать?.. Да не брызгайте, не брызгайте! Вы же не белый медведь.

Когда совсем рассвело, устроили привал. Мадраим начал было просматривать бумаги, взятые у коменданта, как вдруг услышал крик своего друга:

— Смотри! Смотри! Так это же он! Он, мерзавец! — Андронов держал коменданта за горло и так тряс, что голова у него болталась как у болванчика.

— Кто он? Зачем убиваешь? — спросил Мадраим, отдирая руки товарища.

— Так это же Гришка Дудка!

— Дудка?

Тут пришел черед удивляться Мадраиму. Он вынул кляп изо рта коменданта и строго спросил:

— Дудка? Верно?

Тот, опустив выцветшие серые глаза, молча смотрел в сторону.

— Чего спрашиваешь? Я его через сто лет узнаю! — Возбужденный Андронов сел в стороне, свернул папироску и закурил.

Мадраим резко сказал:

— Отвечай! Все равно узнаем!

Наконец, после долгого молчания, комендант ответил, не поднимая глаз:

— Да, я — Григорий Дудка…

Глаза Мадраима сверкнули гневом. Он замахнулся, но сдержал себя, проговорив сквозь зубы:

— Не хочу руки пачкать о всякую падаль. За все ответишь…

И, повернувшись к товарищу, повторил:

— За все ответит. Правильно, Василь-ака?

* * *

Василий с удовольствием вдыхал запахи родного солдатского блиндажа. Вокруг сидели близкие люди. Сизый дым махорки плотно маскировал темные углы, куда даже не проникал свет самодельной коптилки.

Разомлевший от тепла, пищи и табаку, а еще более от дружеской беседы, в которой он был центром внимания, Андронов уже в который раз, под одобрительный смех товарищей, вспоминая, как Мадраим, самым аккуратным образом привел власовца в бесчувственное состояние прикладом своего автомата.