— Я думал — капут гаду. Ждать было некогда. Взвалил его на спину и волоку. Но вот, смотрю — дышит.
— Ай да Мадраим-Кундак, — послышался из дальнего угла землянки возглас приятеля Мадраима, туркмена Кулмамедова, молодого смуглого парня с первым пушком на губах вместо усов.
— Как ты говоришь?
— Мадраим-Кундак, то есть Мадраим-Приклад. Поняли?
— Как не понять! Это здорово! — Отдельные голоса были покрыты дружным взрывом смеха.
— Смех-то, братцы, смехом, а ведь здорово получилось, что мне своими руками пришлось поймать этого проклятого Дудку. Не палить ему больше наших хат, не топтать ему нашей земли, не проливать ему нашей крови, — закончил Василий.
Все замолчали. Каждый углубился в свои думы. Мадраим, вернувшись из штаба после доклада командиру полка, увидев наши задумчивые лица, не отходя от порога, спросил:
— Опять Андронов свою историю рассказывал?
Василий поднялся ему навстречу, веселый и радостный:
— Историю рассказывал, да только не я, товарищ сержант. Я на этой истории уже поставил точку. Но спасибо тебе за то, что все эго случилось с твоей помощью, Мадраим-Приклад.
Он сгреб сержанта в медвежьи объятия и крепко трижды поцеловал.
К концу этого рассказа более половины слушателей спало крепким сном. Видно было, что приключения двух разведчиков всем тут хорошо известны. Покинул нашу компанию и лейтенант, командир саперов, куда-то таинственно исчезли и друзья — герои рассказа — Андронов и Мадраим.
Чтобы не злоупотреблять гостеприимством саперов и словоохотливостью Шкуракова, я поблагодарил рассказчика и слушателей за приятно проведенный вечер и направился к выходу. Однако у выхода мне пришлось остановиться и призадуматься над тем, как я теперь доберусь до своей штаб-квартиры: дороги в темноте не найду, пароля не знаю.
Саперы догадались о моем замешательстве, и Шкураков пошел уже за шинелью, чтобы одеться и меня проводить, но в это время дверь открылась и на пороге появился ординарец Вахаб.
— А я за вами. Старший лейтенант велел быстро идти, что-то сказать надо.
Мы с ординарцем Вахабом пришли домой к шапочному разбору. Пожалуй, точнее не выразишься, так как буквально на наших глазах офицеры, видимо, созванные Головней на совещание, надевали фуражки и расходились по своим ротам, взводам и командам.
От прежнего Головни ничего не осталось. Стерлась улыбка, острее выдались скулы, пристальнее стал взгляд стальных глаз с пронзительными черными зрачками. Исчез даже под надвинутой на лоб фуражкой веселый чуб светлых льняных волос.
— Что-нибудь случилось? — задал я вопрос. Последовал очень спокойный ответ.
— Все в порядке. Обычная военная операция… Впрочем, — он помолчал, — не совсем обычная: нужно ликвидировать кольцо вокруг роты Александрова… Очень сложная ситуация! Прямо парадокс! Гитлеровское кольцо, которое сейчас сжимает роту Александрова, — само в кольце. Командование полагало, что гитлеровцы будут благоразумны и капитулируют. Но обычное прусское твердолобое упрямство оказалось сильнее всякой логики… На рассвете начнется операция по ликвидации окруженной немецкой части.
Наш батальон должен лишь поддерживать выступление основных сил, которые будут действовать с северо-востока.
— А где же все-таки майор Абдурахманов? — не удержался я от вопроса.
— Майор должен был бы уже возвратиться. Но если он задержался со своими автоматчиками, то значит — не по пустякам, а по серьезной причине… — Головня посмотрел на часы. — Уже — три. Скоро начнет светать. Я пойду проверю, как идет подготовка. А вы подкрепитесь: есть чай и консервы.
Пока я пил чай и закусывал, Вахаб собирал разбросанные командирские вещи в два небольших чемодана. Вероятно, в эти чемоданы входили все пожитки командира. Что касается постели и утвари, то об этом ординарец меньше всего проявлял беспокойства. Отступавший в панике враг не успевал ничего захватить с собой. Поэтому в каждом немецком фольварке, каждый, даже самый нерадивый ординарец мог быстро оборудовать для своего командира и спальню, и кухню, и даже ванную комнату.
— Куда же вы собираетесь, Вахаб? — спросил я ординарца, когда он закончил сборы и только посматривал по углам, заглядывал под кровати, столы и стулья: не забыли ли чего нужного.
— Дальше наступать будем. Войну кончать будем.
— А откуда это известно?
— А как же! На месте стоять будем, — когда домой придем!