Во время ужина Эллен пыталась четко определить тот объем информации, в которую она должна посвятить Кеннета за выходные. Многие функции ее работы были хорошо известны ему раньше, но, поскольку два года назад она взяла их на себя, ему нужно было заново вникнуть в их суть.
Она составила огромный список, который просто поверг его в панику, и, когда она стала объяснять ему способ распределения документов по папкам, а также систему нахождения нужной копии в шкафах, у него голова пошла кругом. Трудно было представить, какой объем работы выполняла эта девушка, и он подумал, что вряд ли одного человека хватит, чтобы заменить ее.
— Д-а-а-а, — протянул он, откидываясь на спинку стула, — похоже, что за выходные я не успею во все это вникнуть.
— Успеешь, — уверенно сказала она. — Я думаю, что завтра в офисе дело пойдет гораздо быстрее. Там я смогу показать тебе все полки с папками, содержимое ящиков и моей картотеки в шкафу.
Кеннет с трудом перевел дыхание.
— Да, будет лучше, если мы займемся этим завтра в офисе, — согласился он и заметил, что она зевнула. — Похоже, что ты устала. Извини, я не очень заботливый хозяин, ко мне редко приходят гости… особенно с ночевкой.
Он добавил последние слова, явно пытаясь заверить ее, что в его доме не часто бывают женщины. Во-первых, он много работал, а во-вторых, если он приводил женщину, то предпочитал, чтобы она не оставалась у него ночевать. Он не терпел, когда кто-то вторгался в его святилище. И все же он, ничуть не задумываясь, пригласил Эллен остановиться у него. Странно, что он не испытывал от этого ни малейшего неудобства.
С этими мыслями он подхватил ее чемодан и повел ее наверх в комнату для гостей. Там, опустив чемодан на пол, он сказал, что должен принести чистое постельное белье, и поспешно вышел из комнаты.
Он спускался по лестнице, совершенно не понимая, почему испытывает такое доверие к женщине, которую почти не знает. Конечно же, четыре года работы в одном офисе не прошли бесследно, но за эти годы они не провели ни одной личной беседы. Они не делились друг с другом своими секретами, но, несмотря на это, ему приятно было привести ее в свой дом. Он пытался напомнить себе, что должен быть особенно осторожным хотя бы потому, что она намного младше его, но при этом, как ни странно, не испытывал ни угрызений совести, ни приступов страха.
Эллен нравилась ему намного больше, чем он думал. Кроме того, чувство легкости в ее присутствии означало, что он доверяет ей. Доставая с верхней полки шкафа новые простыни — он никогда не позволил бы ей спать на старых! — Кеннет внезапно осознал, что мог бы доверить ей свою жизнь.
Это приятное чувство доверия развеяло остатки его осторожности, и в нем даже разыгрывалось любопытство. Единственным человеком, которому он так доверял, был его дядя Эдвард. Даже с Линдой он не был настолько открытым.
Вернувшись в ее комнату, он заметил, что Эллен уже сняла старые простыни и наволочки и они горой лежали на полу. Одеяла висели на перилах кровати, сделанных из кедра. Она стояла спиной к нему у окна и ждала. Глядя на нее, он на мгновение застыл, и в этот момент на него обрушилась целая лавина самых разнообразных и неожиданных чувств, среди которых наиболее сильным было желание поцеловать ее.
От одной мысли об этом его губы задрожали, а сердце яростно забилось.
Он тихонько прокашлялся, чтобы привлечь ее внимание, и сказал:
— Я принес тебе чистое белье.
Она повернулась и, улыбаясь, поблагодарила.
— Тебе помочь? — вежливо спросил он, ясно ощущая, что вежливость толкает его помочь Эллен постелить постель, но разум кричит: «Беги!»
— Нет, спасибо, мне тысячи раз приходилось это делать, — продолжая улыбаться, сказала она.
В порыве безрассудной ревности он чуть было не спросил, для кого ей приходилось стелить постель, но понял, что это было бы глупо, сдержал себя и, достав из стопки белья простыню, принялся стелить ее.
— Кеннет, я сделаю это сама, — пытаясь остановить его, сказала она, но вдруг не удержалась и захихикала. До чего забавным он выглядел, когда занимался домашней работой!
Услышав ее смех, он плотно сжал губы и процедил:
— Я тоже прекрасно умею это делать.
— Послушай, Кеннет, — с трудом сдерживая смех, сказала она и попыталась выхватить из его рук простыню, — у меня на это уйдет не больше двух минут.
— Что? Ты считаешь, что у меня на это может уйти больше?
— Да нет же, — ответила она и снова разразилась смехом, — просто ты очень смешно это делаешь.
Конечно же, она смеялась над его глупостью. Он знал, что выглядит смешно. Но что бы там ни было, ему чертовски приятно было слышать ее смех. Он не помнил, слышал ли его когда-либо раньше. Ясно было одно — этот звонкий, веселый смех согревал его сердце.