Когда она умывается, вода в ладонях черная. Зажмуриться, проглотить крик, снова плеснуть в лицо водой – просто показалось. Она постоянно твердит себе, что все просто показалось.
Самоубеждение уже не помогает.
Из-под двери кухни тянется полоса света, и Анна медленно нажимает на ручку, словно боится спугнуть кого-то. Едва слышно щелкает замок.
Марья вскидывает на сестру глаза, красные после бессонной ночи. Вокруг нее разложены учебники, между ними скромно затерялся том в мягкой кричащей обложке и кружка, из которой торчит несколько хвостиков чайных пакетиков.
– Ты сегодня рано.
– Кошмар приснился.
Анна щелкает чайником и начинает переплетать косу. Волосы слегка влажные, словно она под дождь попала. На пальцах остаются мелкие капельки темной воды. Голод сжимает нутро, и Анна знает: обычной едой его не утолить, сколько ни ешь.
– Кофе?
– Пожалуй, да.
Намеренно банальные и бессмысленные диалоги – танцевальные па по минному полю. Никогда ни о чем серьезном, никогда о том, что гнетет и волнует. Анне снится вода, океан, кроме которого нет ничего, и сама она океан. Марья даже в душные июньские ночи кутается в разношенный свитер и натягивает рукава на ладони. Но говорить они будут о кофе. Или не будут вовсе. Иногда молчание спасает лучше самого откровенного разговора.
В спокойной, почти уютной тишине сестры убирают стол. Учебники переселяются на подоконник, к тетрадям и методичкам. Марья заваривает кофе и тут же обхватывает кружку ладонями, жадно впитывая тепло. Себе Анна наливает больше молока, чем воды, пьет и не чувствует вкуса.
Утреннюю тишину хочется растягивать бесконечно, превратить момент покоя в вечность. Слишком скоро придется окунуться в белое жаркое марево летнего города, ходить среди людей, улыбаться им и не выдать, не выдать, что внутри кипят раздражение и ненависть, что в уши вползает змеиный шепот, подстегивая голод: «Ты же хочешь их изувечить», «ты же можешь их убить».
Спасибо, лучше снова кошмар про темные воды. Будь ее воля, Анна вовсе бы не просыпалась.
Кофе заканчивается – даже слишком быстро, и у стола Анна сталкивается с Марьей. Даже не сталкивается – задевает ее локтем, но в нос ударяет запах плоти и пота, горло пережимает от голода и ненормальной, нелогичной ярости – слепой и слепящей. На мгновение Анна видит все в крови, в темных потеках и пятнах, собственные пальцы – нестерпимо-красные.
Она отшатывается к окну, зажмуривается, дышит медленно. Ярость знакома: почти каждый день та сжимает нутро, стоит кому-то рассердить Анну, и она научилась обуздывать ее и держать на поводке и в наморднике. Но еще никогда голод и ярость не обрушивались на Марью.
В ушах тысячами чешуек шелестит голос змеи, утешая, уговаривая, но Анна уже не вслушивается. Ее бросает в холодный пот от ясного осознания – она могла напасть на сестру.
Нет, пожалуйста, только не она, только не снова…
Она открывает глаза и сталкивается с удивленным взглядом Марьи. Губы слушаются плохо, но Анна старается улыбнуться:
– Ты так усердно готовишься к выпускным экзаменам. Может, тебе стоит подавать документы в другой город?
Марья смотрит подозрительно и удивленно.
– Но я не хочу.
Анна медленно, тяжело сглатывает. Она знает, что нужно сделать – оттолкнуть, отшвырнуть, обидеть и причинить боль. Спасти Марью от себя любой ценой. Крикнуть «убирайся!», швырнуть в лицо «я от тебя устала», но голос не слушается, слова выходят слабые, беззубые, бесполезные:
– Тебе давно пора стать самостоятельной. Ты же способная, но у нас негде твоим талантам раскрыться. Тебе надо уехать.
Марья вздрагивает, как от пощечины, щурится нехорошо, но в последний момент осекается и отводит глаза:
– Я тебя поняла, сестрица. Я не хочу тебя разочаровать.
Подхватывает учебники и исчезает в сумраке пустой квартиры.
Вместо утреннего сонного спокойствия – одни осколки, острые обломки реальности, застывшие в «здесь и сейчас». Неосторожный шаг – и рухнешь на пол, истекая кровью. Анна медленно выдыхает, тихонько скулит сквозь зубы. Прислоняется лбом к стеклу, но оно слишком теплое, чтоб принести облегчение.
Она все-таки превращается в монстра, в бездумную хищную тварь из мертвого леса, которой и место в мертвом лесу. Глупо было надеяться, что все обойдется. Почти четыре года – и так неплохая отсрочка.
Пальцы терзают кончик косы, переброшенный на грудь, и с него по коже струится темная вода. Это похоже на кошмар, и Анна хочет, чтоб и было всего лишь кошмаром. Там, среди бесконечного океана, нет ничего кроме нее, ничего кроме тоски – ни голода, ни ярости, ни вкрадчивого шелестящего шепота. Там безопасно. Там она – безопасна. Запри себя в клетку и проглоти ключ.