матерью.
Пабло посмотрел ему в глаза и молча потупился с
таким видом, что Мануэль подумал, что он подозревает
или даже знает о разговоре, происшедшем в это утро
между ним и Панчо.
— Я поругался с отцом, — сказал он. — Вчера Сефе-
рино сообщил мне, что в селении ходят слухи, будто он
проиграл тяжбу. Черт меня дернул передать это старику.
Зачем я это сделал?.. Он взбеленился и заорал, что,
вместо того чтобы заниматься хозяйством, я разношу
сплетни. Представляешь?.. Можешь мне поверить, я не на¬
мерен это больше терпеть — сыт по горло!
Пабло ничего не ответил. Оглянувшись, он увидел де¬
вушек, которые снова появились, уже готовые к отъезду.
За ними показались Элена и Эмилио. Из кухни вышла
Клотильда.
— Мне очень жаль, что, навестив вас в кои-то веки, я
не мог сообщить вам более приятных новостей, — сказал
Эмилио. — Как только приеду в Буэнос-Айрес, справ¬
люсь о результатах апелляции. Не надо отчаиваться, у
нас очень хороший адвокат.
Элена заставила себя улыбнуться, чтобы не омрачать
минуты расставания.
— Как бы там ни было, спасибо за все. Жаль, что мы
не смогли принять вас лучше.
— Лаура просто чудесно провела время. Что до меня,
то я будто снова пережил молодость — самые счастливые
годы моей жизни.
Эмилио задумчивым взглядом окинул окрестность.
Ему вспомнилась равнина, какой она была в те далекие
дни, когда он со своим начальником разъезжал по ней,
измеряя земельные участки, — гладкая как скатерть, по¬
росшая бурьяном, без изгородей и межевых знаков. То
был огромный простор почти нетронутой и неразведанной
227
15*
земли, где кишмя кишели дикие твари. Он сравнивал с
этим простором то, что видел теперь, — возделанное поле,
на котором колыхался маис, а на горизонте — купы деревь¬
ев и мельницы. Это превращение было делом рук таких
людей, как его тесть и Панчо, их труд дал осязаемые
плоды. Он сопоставлял этот труд со своим трудом, и ему
было горько сознавать, что большую часть жизни он про¬
вел, визируя и подписывая бумаги, которые даже не он
составлял, и что, когда он умрет, он не оставит после се„бя
никакого следа — только бланки, одни только бланки,
заполненные цифрами, и гору формуляров, которые будут
съедены крысами или сожжены.
— Ну, что ж, Элена, — сказал он, со слабой улыбкой
протянув ей руку, — поеду опять корпеть над бумагами,
опять изо дня в день отсиживать в канцелярии положен¬
ные часы.
— Прощай, Эмилио! — взволнованно ответила она и
обняла его.
Растроганный и смущенный, он попрощался с Кло¬
тильдой и подошел к Пабло пожать ему руку, но тот ска¬
зал:
— Я поеду с вами — провожу вас на станцию.
— Разве Маноло не поедет?
Мануэль, уже попрощавшийся с сестрой и кузиной,
выступил вперед и объявил:
— Я остаюсь!.. Счастливо вам доехать! До скорой
встречи!
Он пожал руку дяде и подошел к матери. Пабло вско¬
чил на лошадь, а Хулия, взяв в руки вожжи, еще раз по¬
прощалась:
— До свиданья, мама! До свиданья, Маноло!.. Пере¬
дайте привет папе!
Тарантас тронулся и в сопровождении Пабло выехал
за ограду. Опять послышались прощальные приветствия
Хулии, Лауры и Эмилио. Элена, Маноло и Клотильда
ответили им. Скоро голоса смолкли, но еще белели плат¬
ки, которыми махали девушки. Мануэль смотрел на мать,
вставшую на цыпочки, чтобы подольше их видеть. Она с
волнением вспоминала, как много лет назад она вот так
же уезжала с Эстер, покидая Панчо. Тарантас уже скрыл¬
ся из виду. Клотильда уголком фартука вытерла глаза и
ушла в кухню, оставив мать и сына одних. Маноло, видя,
что мать взволнована, решил не говорить с ней о своем
228
деле, чтобы не огорчать ее еще больше. Но Элена, обер¬
нувшись к нему, неожиданно спросила:
— Почему ты не поехал их проводить, как наказал
отец?
Упоминание об отце вывело его из равновесия, и, за¬
быв о намерении пока не посвящать мать в свои планы,
он сказал:
— Я остался, чтобы поговорить с тобой.
Элена посмотрела на сына, и ее сердце сжалось в
мрачном предчувствии, когда она увидела его нахмурен¬
ный лоб и желваки, ходившие на щеках, совсем как у
Панчо.
— Поговорить со мной? О чем?
Он заколебался, снова подумав о том, какую боль при¬
чинят матери его слова.
— Говори, сынок! В чем дело?
Опустив глаза, он глухо проговорил:
— Я хочу уйти с фермы.
— Уйти с фермы? — прошептала она, подавленная
тем, что ее догадки подтвердились. — Почему? Чего тебе
здесь не хватает?
— Как тебе сказать? Всего хватает, а дышать нечем.
Я ненавижу работу на ферме и... не лажу с папой. Я знаю,
что должен его уважать, но чувствую, что когда-ни¬
будь взорвусь, и не хочу, чтобы до этого дошло. Пони¬
маешь?
Он твердо посмотрел ей в лицо, Элена больше не сом¬
невалась, что его решение непоколебимо.
— Понимаю, — ответила она.
Элена сказала это так, словно предвидела то, о чем ей
говорил сын, хотя и не скрывала своего горя. Увидев, что
мать задрожала, вся похолодев, точно кровь застыла у
нее в жилах, и понимая, как она страдает, Маноло с го¬
речью воскликнул:
— Зачем ты научила меня читать и мечтать?.. Если
бы ты вырастила меня таким же, как дети других ферме¬
ров, я был бы доволен своей судьбой и не думал бы ни
о чем другом.
Элена улыбнулась и с бесконечной нежностью про¬
говорила:
— Нет, сынок. Можно научить человека читать книги,
но нельзя научить его мечтать. У каждого свои мечты. Ты
мечтаешь об одном, я о другом.
229
Мануэль растроганно посмотрел на нее. Но, прежде
чем он успел что-нибудь сказать, она попросила:
— Разреши мне поговорить с отцом.
— Он не захочет ничего слушать, — безнадежно вздох¬
нул Маноло.
— Подожди, вот увидишь, все уладится. Да и не мо¬
жешь же ты вдруг уйти куда глаза глядят.
— Я разговаривал с Эрнандесом. Он возьмет меня на
работу в механическую мастерскую, а жить я буду в селе¬
нии, с дядей Сеферино.
Элена огорчилась, узнав, что сын уже действует само¬
стоятельно, но все же настойчиво повторила:
— Во всяком случае, Маноло, дай мне поговорить с
отцом. Все будет хорошо.
Ничуть не веря в успех ее посредничества, он тем не
менее кивнул в знак согласия и, засунув руки в карманы,
направился к кухне.
Сгущались сумерки, и, по мере того как угасал день,
в поле все затихало. Птицы слетались к деревьям, где
свили себе гнезда. Стадо медленно брело на водопой.
Панчо шагом возвращался на ферму. Он выехал из дому,
сурово хмурясь и твердо держась в седле, а теперь ехал,
расслабив мышцы и опустив голову. Но время от времени
он выпрямлялся и, грозно сверкнув глазами, сжимал ру¬
коять плетки. Лошадь, почуяв шенкеля и повод, прибав¬
ляла ходу, но потом опять переходила на шаг, как бы со¬
образуясь с неторопливыми мыслями всадника. Панчо
вспоминал сцену, разыгравшуюся в местном суде. Он по¬
ехал туда, чтобы наконец выяснить вопрос о своих правах
на ферму и положить конец болтовне. Судья, приняв его,
объявил, что собирался сообщить ему о судебном реше¬
нии и что его приезд упрощает дело, а затем прочел это
решение таким резким и повелительным голосом, что Пан¬
чо вскипел:
— По-вашему, выходит, поле не мое, и я должен его
освободить?.. Как бы не так!.. Хотел бы я посмотреть