на того, кто у меня его отнимет!
Лицо Панчо исказилось гневом, а глаза мрачно сверк¬
нули, и судья сразу сбавил тон. Тем не менее он предло¬
жил Панчо подписать бумагу, предупредив его, что в про¬
тивном случае его поведение будет рассматриваться как
неповиновение властям.
230
— Вот что, приятель, запомните: я живу на своей
земле, и никто меня оттуда не выгонит, — ответил Панно
и вышел, оставив судью с бумажкой в руке.
Он уже не успевал вернуться на ферму, чтобы про¬
ститься с Эмилио, Лаурой и Хулией. Да и не до того ему
было.
Панно привстал в стременах, чтобы получше усесться
в седле, которое теперь, когда он разволновался, казалось
ему неудобным. Лошадь было помчалась галопом, но он,
рассвирепев, осадил ее, изо всей силы рванув поводья:
его привела в ярость мысль о тех, кто хотел отнять у него
ферму. «Опять эти стервятники зарятся на мое поле!..
У них прямо слюнки текут!.. Конечно, им не терпится со¬
рвать куш, но, после того как я нынче осадил этого крюч¬
ка, у них надолго пропадет охота ко мне приставать».
Он знал, как обращаться с этими людьми, и ему было
не занимать твердости и упорства. Слишком много лет
он боролся за эту землю, и жена могла подтвердить, что
ему ничто не досталось даром. Лошадь, почувствовав, как
ослабли удила и обмякли ноги всадника, сбавила шаг.
Ехать, покачиваясь, точно в люльке, стало приятно, а
седло опять показалось ему широким и удобным.
Да, никто лучше Элены не знал, чего ему стоило под¬
нять хозяйство, потому что она с первых дней делила с
ним труды и лишения. Но Панчо выводили из себя не
столько судьи и буквоеды-юристы, сколько его собст¬
венный сын, Мануэль. Это он привез из селения сплетню
и заявил, что был прав, когда поддержал фермеров, кото¬
рые предлагали не обрабатывать землю до тех пор, пока
правительство не вынесет справедливого решения по их
делу.
Лошадь, почувствовав, что всадник снова, как кле¬
щами, сжал ей бока, понеслась.
— Забастовку удумали!.. А черта ли в этой забастов¬
ке? — проворчал Панчо, сдерживая коня.
Маноло мог задурить голову матери, но уж, во всяком
случае, не ему. Он набрался этих мыслей из книг Хавьера,
поденщика, которого в кандалах отправили в Ла-Плату
после того, как он взбунтовал партию пеонов.
— Пусть лучше он не тревожит мать этими слухами
насчет тяжбы, — пробормотал Панчо, — не то я ему по¬
кажу!
Лошадь, почуяв дом, прибавила шагу. Навстречу пол¬
231
ным ходом мчался грузовик, поднимая дорожную пыль.
Панчо посторонился, почти прижавшись к проволочной из¬
городи, но это ему не помогло, и, дрожа от ярости, он об¬
ругал машину и водителя. Когда пыль улеглась, он разли¬
чил свой частокол и пришпорил лошадь, чтобы проехать
через ворота раньше, чем его нагонит другая машина, при¬
ближавшаяся с бешеной скоростью. Это ему удалось;
через минуту он был уже во дворе и, спешившись, стал
расседлывать лошадь. Даже не поворачивая головы, он
знал, что жена вышла из дому и ждет его под навесом. Он
медленно направился к ней, держа сомбреро в руке, и
она сделала несколько шагов навстречу ему.
— Панчо, что же ты не приехал проститься с ними?
— Некогда было.
Он вдруг остановился, посмотрев в сторону кухни, куда
входил Маноло, неся Клотильде охапку дров, и резко
спросил:
— А этот почему не поехал на станцию проводить
сестру?
Хотя Элена и предвидела, что Панчо рассердится,
узнав, что Маноло не выполнил его приказания, этот вне¬
запный вопрос привел ее в замешательство.
— Ему нужно было остаться... Он хотел... хотел по¬
говорить с тобой.
Это объяснение лишь еще больше распалило Панчо.
— Поговорить со мной?.. О чем ему со мной говорить!
Это еще что за выдумки?
Элена, пытаясь выиграть время, мягко попросила:
— Не надо так, Панчо, не выходи из себя... К чему
вам ссориться?
— Так ты уже становишься на его сторону, выгора¬
живаешь его, — тихо сказал он.
Огорченная упреком, который она считала несправед¬
ливым, Элена возразила:
— Ведь он твой сын...
— Мой сын?.. Глядя на него, никогда этого не ска¬
жешь! Он как чужой. Ни дать ни взять — поденщик!
Закат догорел. Силуэты животных и очертания пред¬
метов мало-помалу расплывались. Птицы на деревьях
умолкли. Мир и тишина царили вокруг, но на душе у
Панчо было неспокойно.
— Послушай, Панчо, Маноло хочет просить тебя, что¬
бы ты отпустил его в селение работать механиком, — ска¬
232
зала Элена, уверенная, что это наилучший выход из по¬
ложения.
Но ее слова вызвали у мужа такую вспышку гнева,
что она испуганно вздрогнула.
— Он хочет уйти с фермы?! Да еще перед самой убор¬
кой?! Кто это ему разрешит?—разразился Панчо. — Нет,
он должен остаться и останется!
Она попыталась его убедить:
— Отпусти его, быть может, он скоро разочаруется
в своих планах и вернется. Сейчас ему здесь все не по
душе, он задыхается на ферме...
Панчо обернулся, лицо его исказилось.
— Ах, задыхается?.. А кто в этом виноват?.. Ты!..
Это из-за тебя у него не лежит душа к ферме. Потому
что ты воспитала его по-городскому, забила ему голову
всякой чепухой из книг.
Ошеломленная этим обвинением, Элена запротесто¬
вала:
— Ты ошибаешься, это не так.
— Нет, так. Он воображает себя очень грамотным и
поэтому гнушается жить так же, как я.
И, как бы давая выход накипевшей злобе, он с оже¬
сточением добавил:
— Из-за книг он невзлюбил ферму. Но теперь хва¬
тит! Я с этим покончу!
Он бросил наземь сомбреро и, взлохмаченный, с на¬
лившимся кровью лицом большими шагами направился
к комнате сына. Элена посмотрела ему вслед, не понимая,
что он собирается делать, потом, опасаясь, что он выки¬
нет какую-нибудь глупость, пошла за ним.
Войдя, она увидела, что он хватает с этажерки книги.
— Панчо, что ты хочешь сделать?—с тревогой спро¬
сила она.
— Очистить ферму от этого дерьма!
Он вышел, бросил книги на землю, носком сапога
сгреб их в кучу и стал рыться в карманах. Только когда
он присел на корточки и зажег спичку, Элена поняла, что
он задумал.
— Ты сошел с ума! Остановись! — взмолилась она и
попыталась погасить слабое пламя, уже охватившее не¬
сколько разрозненных листков. Панчо с силой оттолкнул
ее, так что она едва не упала, и, взяв пучок соломы, под¬
233
нес его к огню. — Панно!.. Не жги их! Не делай этого
ради меня!
Разгоревшееся пламя взметнулось ввысь, заиграв
бликами в листве деревьев и озарив Панно кровавым
светом. Всполошившиеся птицы с пронзительным криком
закружились над своими гнездами.
Мануэль из кухни услышал какой-то необычный шум
и, выглянув, увидел яркое пламя. Он побежал к огню, но
Элена, шагнув ему навстречу, остановила его.
— Маноло, прошу тебя, останься с Клотильдой.
Уловив смятение, прозвучавшее в ее голосе, он спро¬
сил:
— В чем дело?
Панно, стоя у костра, хрипло крикнул:
— Иди сюда!.. Погляди!
Мануэль, вырвавшись из рук Элены, которая пыта¬
лась его удержать, подошел и все понял. Он отстранил
мать и мрачно спросил отца:
— Зачем вы это сделали?
— Чтобы у меня в доме не было этого дерьма!
Они стояли лицом к лицу и с ненавистью смотрели