Значит, оставались трое из Внутреннего Круга. Вот зараза! Не вываливать же всю эту помойку на старуху. Они придерживались принципиально разного образа мыслей. Однако Марк взял себя в руки, отмел личные чувства и оценил каждую кандидатуру беспристрастно. Юная Морин? Он улыбнулся. Тут личных чувств было очень много. Стоило ему подумать о ней, как ему удивительно точно вспоминался пряный животный аромат и длинноногая фигура в постели рядом с ним — там, в Сомерсете. Какая была ночь!.. Почти как с Зиллой. Но очень уж Морин была… ненадежной? Ветреной? Для нее у него не находилось точных эпитетов. Просто все это значило, что обращаться к Морин первой он не станет. Ему нужна была душевная твердость — и острый ум. Аманда? О, с умом там все в порядке, даже слишком, будь она неладна! Марк невольно поежился при одной мысли о ее темных глазах, светящихся научным интересом. Как ни странно, в свои сорок она выглядит гораздо лучше Морин — и почти как ее ровесница. Марк до смерти боялся ее (в глубине души, уповая на то, что никто не заметит) и понимал, что она либо отмахнется от его опасений, либо ласково погладит его по головке и все уладит сама. Значит…
— Придется к старухе, — пробормотал он, обреченно поднялся и купил билет до Херефорда.
Глава
3
Это был бестолковый старый домишко с верандой по фасаду, которая непостижимым образом переходила в крыльцо с зеленой дверью. Во все стороны бурными волнами растекался заросший сад: сначала просто трава, потом трава повыше с торчащими листьями давно увядших нарциссов, потом кусты, потом кусты побольше — их было несколько волн, в том числе лавры, — и наконец цепочка деревьев, которые обычно цветут по весне, но здесь тяготели к неурочному цветению круглый год. С дороги домик был почти не виден. С другой стороны, если знать нужное место в саду, оттуда открывался великолепный вид на дорогу, а о твоем присутствии никто не догадывался.
Старуха прекрасно знала нужное место. Она просидела там целое утро за разными занятиями — Джимбо прилежно вычесывался рядышком, кошки вращались по орбите вокруг хозяйки, показываясь то там, то сям. Бестолковый домишко словно бы перетекал в траву, но то и дело пробулькивал на поверхность: нет-нет да и мелькнет то цветочная кадка, то опрокинутая кружка кофе, то плетеное кресло, корзинка-другая, дуршлаг, чайник, а то и подушки. «Взялся за гуж — не говори, что не дюж», — думала старуха, скатывая толстым большим пальцем горошины вдоль стручка в дуршлаг.
Тут до нее донесся рокот двигателя.
— Ага, — сказала она. — Явились не запылились!
И подняла голову, чтобы поглядеть, как местное такси высаживает пассажира у ее ветхой калитки. Косматые брови поднялись, когда на дорогу выбрался бледный молодой человек в строгом сером костюме и повернулся, чтобы заплатить водителю.
— Это он! — сообщила старуха Джимбо. — А я-то жду кого-нибудь по поводу бедной девочки! Где-то что-то у меня закоротило, не иначе. Неужели у таких, как я, тоже коротит — а, Джимбо? Что ж, не зря говорят — старость не радость. Не знаю, что ему приспичило, но хорошего не жди. Похоже, бедный мальчик влип по уши.
Она смотрела, как он дожидается, когда такси уедет, и направляется к калитке — опять в этой своей дурацкой шляпе, непонятно, что он в ней нашел. Смотрела, как он возится с калиткой — с ней у всех было ой как сложно. Ухмыльнулась, когда калитка слетела с петель и шлепнулась в грязь и гостю пришлось поднимать ее и прислонять к кусту. Однако лицо у старухи сразу посерьезнело, когда он зашагал к ней по тропинке, держа в руке шляпу да еще и дорогой портфель в придачу. Старуха бесшумно приладила калитку на место у него за спиной и стала ждать, когда он дойдет до места, откуда посетители обычно замечали хозяйку.
— Привет, Марк, — сказала она. — Что, важное дело?
— Да, — ответил он. — Очень.
Он стоял и изучал ее — толстую конопатую старуху в красном платье и ярко-розовых носках, обмякшую, как тесто, в пластиковом садовом кресле с узором в цветочек и деловито что-то лущившую, кажется горох. Волосы у нее были неряшливо завиты и когда-то выкрашены в оранжевый, но давно выцвели. Щеки свисали по бокам от вялого рта, бледные и веснушчатые, а сад был завален всякой всячиной и кишел кошками. Как всегда, Марк и забыл про кошек. Здесь все пропахло кошками. Он отодвинул ногой блюдечко с кошачьим кормом, притаившееся в траве, и не смог удержаться — помахал шляпой, чтобы разогнать вонь. В довершение всего старуху звали Глэдис. На первый взгляд ни за что не скажешь, что от нее может быть какой-то прок.