— А где сейчас этот Шатенко? — перебил офицер.
— А я почем знаю.
— Но ведь брат твой — добрый, говоришь, хороший был человек. Как же он мог стать эсером?
— Эх, Алексей Николаевич, вы многого не ведаете. Когда подавили тут, в Севастополе, восстание — знаете, сколько властями крови было пущено? Намного превыше той, что в ноябре пролилась с обеих сторон. Страшно было на то смотреть. Вот тогда-то многие рабочие в эсеры подались. Чтобы за кровь товарищей отомстить, значит.
— Выходит, ты оправдываешь эсеров?
— Нет, не оправдываю. Я и Степе говорил, что одним страхом жизнь не повернешь. Ни бомбой, ни истерикой народ не подымешь. Другое надо...
— А что — другое?
— Откуда мне знать, — в глазах Бордюгова явная усмешка, — я не бог, а всего лишь, сами говорите, апостол.
— Павел, а ты к какой партии принадлежишь?
— Ча-аво? — матрос очень старательно оглупил глаза. — Мотористы мы. И вестовые его благородия поручика Несвитаева! И очень стараемся служить без всяких претензиев. Али не так, вашьбродь?
— Ну хватит паясничать! — озлился Несвитаев. — М-да... штучка ты, апостол Павел.
В городе
Офицеры постоянно подшучивали над Несвитаевым: схимник-сидень.
— Если вы, Алексис, променяв прекрасный пол на дурацкую трубу, которую изобретаете, рассчитываете на оной трубе въехать в рай, то помните, — язвил Аквилонов, — после того как бог с сатаной, порвав дипломатические отношения, четко поделили сферы своих влияний, и сатанаил перетащил в свое ведомство все грехи и соблазны — в раю стало ох как скучно!
— Да я — в католическое чистилище, пожалуй, поначалу, — улыбался инженер, — а там посмотрим, налево иль направо.
— Ну, ну.
Аквилонов садился за пианино, напевал насмешливо:
— Господа, — гудел Борщагин, — а не махнуть ли нам вечерком к мадам Рекамье?
— Как так можно, Наполеон Савватеевич, — смеялся Несвитаев, — а как же Тверь? А как же распрекрасная невеста ваша, Гликерия Спиридоновна, которая, по вашим словам, возжигает?
— Алексис! — кричал неугомонный Аквилонов. — Запомни: мужчина — светильник, женщина — спичка, которая светильник возжигает, но нельзя же всю жизнь возжигаться от одной спички! Едем, господа, едем к мадам Рекамье! И берем с собой Несвитаева и отца Артемия!