— Поздравляю, Алеша! — возбужденно кричал он с борта «Педераклии». — Ты же мировую штуку исхитрил! А на бензокоптилку сломанную плюнь, за шило новую достанем!
Однако начальство в Морском Техническом Комитете поглядит на это событие иными, чем Белкин, глазами. Несвитаев получит предупреждение о неполном служебном соответствии, через два месяца придет приказ об удержании с него двухмесячного жалования — в счет погашения стоимости загубленного бензомотора; чертежи с его изобретением будут в Петербурге выброшены в урну; из урны их КТО-ТО возьмет, через много лет на их основе фашистские конструкторы создадут знаменитый «шнорхель» для своих пиратских унтерботов. Но все это будет потом.
А пока шел пятый день учений. Четыре лодки заняли свои места согласно диспозиции. Для подводников этот день был кульминационным: Вирен разрешил пальнуть настоящими боевыми минами по мишени. Для этой цели выделили специальный списанный блокшив — старый, времен турецкой кампании, пароход, который должны были протащить на буксире в полумиле перед линией погрузившихся лодок. В разговоре с Белкиным Вирен сказал:
— На флот поступила партия мин Уайтхеда, несколько штук надо отстрелять. Вот вам и случай продемонстрировать свою потенцию: если хотя бы одна из четырех ваших субмарин попадет — отлично. — И ядовито добавил: — но учтите, я рискую лишь старым ржавым корытом, вы же — своим реноме. Если сомневаетесь, выкладывайте.
— Ваше превосходительство, — чуть ли не нежным голосом ответил Белкин, — у меня единственное опасение, не затонет ли старая развалюха по пути к месту своей неминуемой гибели?
Таким образом вызов был принят. Промазать сегодня означало начисто лишиться уважения среди флотских, вдребезги расколоть хрупкий еще покуда авторитет подводников, навсегда погасить, может быть, возникший у умного Вирена интерес к новому виду морского оружия. Промахнуться сегодня было просто нельзя.
Поэтому третий и четвертый день учения были целиком посвящены стрельбе учебными минами по транспорту «Педераклия». Мины, заглубленные так, чтобы не вмазаться в борт транспорта, чертили на поверхности моря белопенные прямые длиною в милю; эти шипящие воздушными пузырями линии порой утыкались в борт транспорта и тут же выскакивали с противоположного борта — ура, попали! Но гораздо чаще пробегали они по носу или за кормой судна. Потом эти мины, сердито фырча, всплывали, их вылавливали катера-отметчики, чтобы доставить в Южную бухту, где их снова готовили к стрельбе. Трое суток подводники почти не спали: ночью загружали мины, заряжали аккумуляторные батареи, пополняли сжатый воздух, — а днем — стреляли, стреляли.
Несвитаев работал вместе со всеми. Технических поломок — даже не верилось — не было ни одной, не считая, конечно, злосчастного бензомотора. Поэтому помогал минерам готовить их страшные жала. В эти дни он довольно близко сошелся с Немитцем, посредником от Минной дивизии. Умный, любознательный лейтенант заинтересовался подводным делом, Несвитаев подробно объяснял ему теорию и устройство подводных лодок. Немитц импонировал Несвитаеву и как человек: вдумчивый, начитанный эрудит, он был как раз тем собеседником, которого так не хватало молодому инженеру. Он пообещал познакомить Несвитаева с Каллистовым, старшим содержателем Морской библиотеки, — и тот откроет ему двери в волшебный мир древлехранилища.
— Скажите, Александр Васильевич, — решился раз спросить Алексей, — правду говорят, что вы отказались руководить казнью матросов?
— От опасности я никогда не бежал, в японскую трижды подавал рапорт о переводе туда, где гибли люди.
Утром пятого дня четыре субмарины погрузились напротив Бельбека. Такие мирные с виду, с названиями безобидных рыбок — «Судак», «Карп», «Камбала», «Карась» (впрочем, ближе к четырнадцатому году, к войне, названия русских лодок станут хищными — «Акула», Аллигатор», «Кайман») — они вдруг превратились в опасную стаю подводных хищников, поджидающих жертву.
Жертву волокли на длинном буксире к месту заклания. С высокого борта «Педераклии» Несвитаеву — он стоял рядом с Немитцем — хорошо видна акватория, на которой в эти минуты решалась, может быть, судьба черноморских подводников. У Несвитаева с Немитцем один бинокль на двоих. Лейтенант великодушно протянул его поручику.
— Берите. Я ведь артиллерист по специальности, у меня глаза и без оптики должны все видеть.
У Алексея от волнения дрожит рука, оптический круг скачет по поверхности моря, отыскивая перископы. Есть один!., второй, третий!., где же четвертый?., ага, вот и он, Белкин, на «Камбале», стал позади всех, по-рыцарски, создавая себе худшие условия.