«Лосось» уже скользил по Южной бухте, а Николай Михайлович, стоя на мостике, все терзался вопросом: почему не его, Белкина, не Андреева — не их, морских специалистов, — а именно инженера Несвитаева в критическую минуту осенила мысль, которая спасла всех? Подводник с немалым опытом — лихой, горячий, скорый на решения, гордый и независимый до дерзости — Белкин был человек честный, справедливый и думающий. И снова, и снова всплывала начисто отвергаемая им прежде, до Цусимы, мысль: а ведь инженеры, «березовая братия», лучше нас, золотопогонников, соображают в таком деле, как борьба за живучесть корабля, тем более подводной лодки.
Беспокойная зима
К новому, 1908 году, в отряде было уже пять подводных лодок. К двум американским субмаринам добавились три германской постройки унтервассербота: «Камбала», «Карп» и «Карась» — «Три Ка», как их называли. Они в два раза крупнее американок, носы высокомерно вздернуты, а в узких глазницах мрачных рубок, похожих на рыцарские забрала, — надменный тевтонский прищур. Но лодки эти сработаны добротнее американских. Все внутри ладно скомпановано, подогнано — ничего лишнего, и оттого много свободного пространства, трубопроводы один к одному аккуратно выложены, красиво расцвечены коричневой сиеной, алым вермильоном, желтым гуммигутом и белой немецкой эмалью с добавлением нежно-синего индиго, — во всем немецкая аккуратность, класс. И механизмы работают надежнее американских. Вот только минный аппарат всего один. У Бубнова, на лодках меньшего водоизмещения, — три аппарата. Но и то сказать: какой же дурак будет вооружать своего вероятного противника?
Алексей Несвитаев — теперь уже отрядный инженер-механик, а перед рождеством пришел приказ еще и о пожаловании ему чина инженер-поручика.
С легкими брызгами шампанского, коим обмывалось двойное повышение, очень скоро улетели, испарились щекочущие пузырьки самолюбия, и остались одни заботы. А их было много. Горячий Белкин жал вовсю: давай ему плавать и нырять — и баста! А как тут нырять, когда новая строптивая техника в руках не ахти каких еще опытных подводников постоянно ломалась, отказывала? Американское оборудование ломалось гораздо чаще германского, зато янки щедро снабдили русских моряков запасными частями, тогда как немцы для своих аккуратных машин запчасти сразу не поставили, а после официального оформления Антанты в 1907 году отказались говорить на эту тему вообще, предпочтя заплатить неустойку. Белкин ругался:
— Наши густомыслы из эмтека{3}, под сенью старого маразматика Вирениуса, видно, ждут, что швабы снабдят деталями, когда начнут с нами войну. У, рукосуи окаянные! Шаркуны столичные!
Он не скупился на выражения, этот Белкин, и его можно было понять. Не было, пожалуй, в России, кроме разве что Ивана Ризнича, другого более страстного патриота и пропагандиста подводного дела. И на ж тебе: на Черноморском флоте и так скептически относились к подводным лодкам — первый Вирен, — а тут стоят — простаивают пять свежевыкрашенных лодочек у причала — на мертвой привязи. И это когда надводный флот второй год уже вовсю зимой утюжит море! Было от чего заскрипеть зубами. А здесь еще на приеме у Вирена супруга Главного спрашивает у Белкина этак ехидненько:
— А правду ли рассказывают, прошлым летом на Балтике во время учений, когда одна лодочка высунула из воды этот... лорнет, нет, пардон, пе-ри-скоп, сзади подкрался мичман на катере, накрыл перископ фуражкой, заарканил его и притащил бедных подводничков к причалу?
— Навет, навет, — любезно улыбнулся Белкин, дамам он не дерзил.
Вот и приходилось Несвитаеву практически одному решать все вопросы ремонта уникальной подводной техники: был он в отряде единственный инженер. А как решать, когда нету запасных частей? Хорошо, есть на Руси мастеровые-смыслени, на все руки умельцы. Были такие и в Лазаревском адмиралтействе. С ними Несвитаев не то чтобы сдружился, но сошелся как-то сразу, и они относились к нему с пониманием и доверием, не как к другим господам-офицерам. Обратишься к этим бородачам по-хорошему, объяснишь, мол, не себе — России нужно, так они тебе, может, блоху и не подкуют, но уж какой-то там керосиномотор системы Кертинга-Гайднера за два дня раскидают и соберут непременно как новый. Ну, само собой, без некоего поощрения тут не обойтись... Так Несвитаев и выкручивался из положения, ночами не досыпал, но к сочельнику доложил Белкину, что все лодки, кроме «Карася», к выходу в море готовы.