Кстати, я обманула, один шрам оттуда у меня всё же есть. Правда, не на ногах, а на внутренней стороне нижней губы. Я катилась с горы на санках, они угодили в ямку, резко затормозив, я ткнулась со всего маху подбородком в колено. Шла я домой с полным ртом крови. Теперь у меня есть привычка этот шрам покусывать.
Недалеко от дома стояли гаражи, которые тоже не оставались без нашего внимания. Мы прыгали с их крыш в сугробы, с одной крыши на другую, пока кто-то, прыгнув, не застрял между крышами рядом стоящих гаражей. Снять его сами мы не смогли, пришлось звать взрослых.
Как-то раз я играла в снежки со своим соседом, который был меня старше года на три. Я бросала в него снежки, а он отбивал их хоккейной клюшкой. Здорово у него получалось, метко. Так метко, что ещё неделю я ходила в школу с синяком на глазу. Я тогда сильно на него обиделась, хотя и не за что было, не специально же. Женщина! Не разговаривала я с ним целые сутки, а на вторые он пришёл с шоколадкой! Простила.
Сейчас вспоминаю, мальчишки частенько наносили мне увечья. В школе, уже в одиннадцатом классе, на тренировке по баскетболу мне в тот же глаз прилетел волейбольный мяч, с которым по периметру зала разминался мой одноклассник. В день рождения, тоже в школе, поздравляли меня за уши так, что кровь пошла. Ух, они испугались! Вообще-то, я не хотела писать здесь про школу, так что больше не буду.
Однажды зимой, забравшись на высокую деревянную горку, мы увидели, как мерно и чинно по небу проплывал светящийся желтым объект, который был нами опознан как неопознанный летающий. Тогда, в девяностых, про НЛО говорили много и все. За НЛО охотно принимали всё, что пролетало, если это был не самолёт. «Увидеть» его было чуть ли не то же самое, что нобелевскую получить. В детской среде эти разговоры велись восторженно-таинственным полушёпотом, наверно, чтобы не спугнуть зелёных человечков. Так вот, увидев пролетающий объект и приняв его за НЛО, мы самым настоящим образом испугались. Испугались и со всех ног бросились домой, возможно, даже издавали при этом какие-нибудь звуки. Дома маме я взахлёб рассказывала, что мы видели инопланетян, правда-правда!
Анин пёс Грей зимой нам был весьма полезен. Мы надевали самые скользкие ботинки, хватались за поводок и позволяли ему нести нас, куда ему заблагорассудится. Он и нёс, а мы ехали и визжали от восторга. Главное было, не попасть на голый кусок асфальта или земли, а то было бы не очень приятно лицевой части черепа.
У нас во дворе не было катка. У меня не было коньков. Вот, вроде бы, и говорить тогда не о чем. Но… Коньки я брала у соседки, чей размер ноги порядком превосходил мой, мы шли на дорогу и по отдельным островкам льда умудрялись совершать конькобежные движения. Благо, тогда дороги не скребли, как сейчас, было детям развлеченье. После таких катаний, когда я первый раз встала на настоящий лёд на настоящем катке, он показался мне невероятно скользким.
В детстве я очень редко болела, раз в год стабильно простужалась, а остальные триста шестьдесят дней жила спокойно. Я думаю, может, это потому, что мы были довольно закаленные, сосульки ели, гудрон жевали... Только дочери моей не говорите!
Однажды, в один из Новых годов все собирались к полночи идти в аэропорт встречать Деда Мороза. Он прилетал в Тюмень или пролетал через неё, но все заранее знали, что он будет, и готовились. Я тоже ждала, так сильно ждала, что проснулась как раз в то время, когда родители с сестрой уже вернулись обратно. Я, естественно, расстроилась. Но им было «так жалко меня будить», что мне ничего не оставалось, как рассказывать потом друзьям, что мои родители встречали Деда Мороза!
Глава VII. Осень
Это сейчас я люблю осень, люблю это многообразие красок, особенно в солнечные дни, особенно, если не все листья ещё опали, особенно, если температура выше ноля. Люблю зачерпнуть ногой кучу листьев, подбросить и любоваться содеянным. Тогда же осень означала школу, расставание с подругами, так как мы учились не вместе, жесткие рамки, ограничивающие свободу и время. Но самое главное, конец шортам и майкам, впереди куртки, шапки и резиновые сапоги. Утром уже не выскочишь на улицу в чём был, теперь посмотришь на градусник, подумаешь, потом позвонишь подруге и спросишь: на улицу пойдём или дома поиграем? Но это только сначала, до адаптации.
Мне нравилось утром выйти в школу пораньше, чтобы идти медленно-медленно. Нравилось наступать на корочки льда, покрывшие лужи и слушать, как они хрустят под ногами, смотреть на утреннее небо, прищурив один глаз, и вздыхать от неминуемого приближения школы. Не скажу, что я не любила школу, но и безграничной любви к ней я не испытывала, по крайней мере, до старших классов.
Когда, наконец, всё входило в свою колею, мы привыкали к новому графику жизни, детство продолжалось, хотя и на продолжение его оставалось гораздо меньше времени.
Однажды пришлось мне гулять не со своими подружками, а с девочкой из класса. Так я буквально не знала, как с ней говорить и что ей рассказывать. Зато с ней я нарвалась на следующее приключение. У нас решили отремонтировать дороги, в связи с чем привезли огромную гору песка и вывалили на пустыре. Гора была, действительно, огромная, потому что техника заезжала на неё и терялась на фоне песка. Частично песок оказался на огородах жителей, но гора от это меньше не стала. Осенью, когда периодические дожди хорошенько смочили и размыли эту песочную массу, туда лучше было не соваться, но мы-то тут причем?! Я была в тяжеленных красных резиновых сапогах, красной же куртке и джинсах. Мы с одноклассницей Ксюшей отправились покорять песочные просторы. Покорились только первые несколько метров, потом меня резко начало засасывать. Обеспокоенность этим фактом я проявила лишь, когда мои сапоги полностью скрылись, и на очереди были колени. Тогда я крикнула Ксюше, что тону. Она подбежала, но близко подойти не смогла, так как её тоже начинало засасывать. Я была уже по пояс под песком, а думала о том, что мне влетит за грязные джинсы. Ксюшка побежала искать палку или доску, когда она вернулась, песок уже был у меня подмышками. Она бросила рядом со мной доску и протянула палку. Оперевшись о доску одной рукой, второй я схватилась за палку и, нашими общими усилиями тело моё вернулось на твёрдую почву. Домой идти в таком виде я не могла, я пошла к Ксюше, там мы вымыли мои сапоги, выстирали одежду и играли до вечера, пока она не высохла.
Глава VIII. Женька
Не надо думать, что свое детство я тратила исключительно на повреждение своего тела, я, вообще-то, не люблю, когда нарушается целостность моего кожного покрова и уж тем более костей. Поэтому время от времени меня можно было принять за вполне нормальное спокойное дитя, способное проводить время, не прыгая по крышам. В таких исключительных случаях я пребывала в компании девочки по имени Женя, которая приезжала по выходным к своей бабушке, нашей соседке. Женька, чудный рыжик, была совершенно славной девчонкой. У себя во дворе, с другими своими друзьями она тоже вела весьма активный образ жизни, но, собираясь вместе, мы играли преимущественно в спокойные игры, в большей степени потому, что берегли нервную систему ее бабушки, а, значит, и свою. Мы играли в бумажных кукол, рисовали им одежду, разделывали огород во дворе, копали какие-то каналы и заливали их водой, что-то вырезали, делали папье-маше, шили кукольные наряды из старых тряпок и носков. Несмотря на то, что обе мы были привыкшие к большей динамике, нам было хорошо вдвоем, по крайней мере, мне было с ней хорошо и спокойно, психика моя отдыхала от постоянных потрясений, а тело - от физических нагрузок. Много веселья нам приносила и ее бабушка. В зависимости от ее настроения одно и то же занятие могло расцениваться ею по-разному. Например, за то, что мы безболезненно делали вчера, сегодня слышали: «Женя! Не умеешь себя вести – иди домой!». Эта фраза, сначала вызывавшая недоумение, позже стала своего рода знаковым отличием, фирменной бабушкиной фишкой. Произносить ее она могла к любому месту в любом аспекте.