- Женя, ты какой суп хочешь? Щи? – спрашивает из окна бабушка.
- Нет, не хочу щи. Давай гороховый.
- Вот еще, гороховый.
- Борщ?
- У меня свеклы нет.
- Ну, тогда не знаю, вари, какой хочешь!
- Так, Женя! Не умеешь себя вести – иди домой!
Мы смеялись потом над этим супом еще не один год. Мне даже сейчас смешно.
Надо отметить тот факт, что Женькин приезд, всегда был в приоритете перед другими занятиями. Если меня куда-то звали, а она была здесь, я отвечала: «Нет, Женя приехала!». Допускаю, что остальные мои друзья могли ее за это недолюбливать, но это я только сейчас допускаю, тогда я не понимала, чего это они обижаются, и шла к ней. Так и получилось, что человек, с которым я виделась лишь время от времени, оставил в моей жизни и развитии отчетливый солнечно-оранжевый след.
Глава IX. Страхи
Всё детство я очень боялась высоты. Залезть я могла куда угодно, а вот необходимость слезать вызывала у меня панику. Увидев, что высота превышает мою возможность с нее просто спрыгнуть, у меня спирало дыхание, я прижималась к поверхности и не могла сдвинуться с места. Стоя на краю обрыва, глубина которого неизвестна вовсе, я вообще замирала. Глядя, как строители стоят на лесах на высоте двух этажей и выше без страховки, у меня начинало стучать в висках, дыхание становилось прерывистым, по ногам от ступней до колен шел болезненный холод, а глаза становились очень большими и круглыми. Ради преодоления этого страха я и прыгала с парашютом, не помогло, так как оказалось, что я боюсь не высоты как таковой, а неконтролируемого падения. Поэтому прыжок с парашютом и не оказал должной терапии, надо было без него прыгать. Точно так же я боялась прыгать с вышки в бассейн, предварительно не измерив глубину в потенциальном месте падения. Однажды, когда я стояла на балконе еще съемной квартиры на шестом этаже, сзади неслышно подошла Ольга и закрыла мне глаза руками. Я закричала, чтобы она отпустила, что я сейчас упаду вниз, так как у меня кружится голова. Упасть я, конечно, никуда не могла, перегородка была выше моих плеч.
Я боюсь высоты до сих пор, хотя и не так сильно. Целенаправленно сажусь на перила, цепляюсь ногами и свешиваюсь вниз, волю тренирую. В горах на подъемнике специально поднимаю металлическую перегородку, чтоб почувствовать этот захватывающий дух холод в ногах. Но, по-прежнему, стоя на краю пропасти или на вершине какой-нибудь горы, испытываю дикий парализующий ужас, снять меня оттуда может только кто-нибудь, сама не сдвинусь с места, а если все же сдвинусь, то обливаясь слезами от паники.
Кроме высоты немало неприятностей доставляла мне темнота. Войти в темное помещение я могла только с закрытыми глазами, как бы смешно это не звучало. Закрывая глаза, не видишь, что вокруг темно, а, следовательно, и не боишься, что из темноты появится то, чего следовало бы бояться. Чтобы войти в кухню вечером, я брала за руку младшую сестру, перешагивала через порог и дотягивалась до выключателя. Так продолжалось, пока в шестом классе мне не пришлось учиться со второй смены. Возвращалась я неизменно после захода солнца, особенно зимой. Идти до дома по, как мне казалось, кромешной тьме надо было минут пятнадцать, и я, трясясь от страха, убеждала себя в том, что там все точно такое же, как и днем, просто света нет, ничего страшного. В конце концов, убедила, и вскоре темнота перестала доставлять мне неудобства.
Совсем маленьким ребенком я, как огня, боялась машин. Чуть постарше я их тоже боялась, особенно грузовых. Мне казалось, что именно грузовые машины представляют именно для меня особую опасность. Почему-то водители грузовых машин должны были питать огромное желание меня украсть и увезти в голубую даль вопреки здравому смыслу и моему сопротивлению. От легковых же я ожидала возможности попадания под них. Опять же, воспитывая волю, я при переходе через дорогу дожидалась, когда машина подъедет поближе, и тогда перебегала. Если бы я увидела, что такое проделывает моя дочь…, лучше не представлять.
Чего я еще боялась? Боялась, что мама умрет. Не знаю, с чего в моей голове копошились такие мысли, но после того, как мне это приснилось, боялась этого постоянно. Не дай Бог мне увидеть скорую помощь в нашем районе, или пожарную машину, или милицейскую, я неслась домой, как оголтелая, убеждалась, что не к нам, и шла гулять дальше.
Эпилог
Я сейчас пишу это, а у меня изо рта торчит белая палочка от Чупа-Чупса. Моя коллега по работе, девушка на пять лет меня младше, подкалывает, тридцать лет – ума нет! Но мне хочется верить, что это у меня не от недостатка ума. А от того, что я верю, детство – самая настоящая, самая искренняя жизнь! Именно взрослея, люди начинают «играть» друг с другом, обманывать, не доверять, искать друг от друга выгоду. Самое трудное и неприятное – это изображать из себя взрослого, особенно, когда этого совсем не хочется!
Кстати, один шрам на ноге появился у меня уже в достаточно солидном возрасте, в двадцать лет. Я, мой отец и компания бортпроводников ночью распивали вино на берегу Чёрного моря. Пустые бутылки сложили в пакет. Пакет порвался снизу, из дыры одна бутылка вылетела, разбилась о камни, и осколок, отскочив, распорол мне ногу над коленом. И в чём смысл взросления?! В способе получения шрамов?
А самый мой любимый находится внизу живота. Через него путём кесарева сечения достали мою дочь! (2) Видимо, всё-таки в этом!
(1) Как я прыгала с парашютом
К моменту, когда я, наконец, решилась, эта идея жила в моей голове уже несколько лет. Сначала мне не разрешал отец-летчик: «Вот выйдешь замуж, пусть муж разрешает!». Потом муж тоже просил не травмировать его психику и «пожалуйста, не прыгать». Но вот у меня появилась возможность исполненить давнюю мечту. Я давно заметила, что в жизни все происходит, как надо. Мне позвонила подруга и сказала, что парень с ее работы набирает на курсы парашютного спорта. Месяц обучения, три прыжка и присвоение третьего разряда. Я побежала, записалась и вскоре начала посещать занятия. Две недели нам читали теорию, от устройства парашюта до правил поведения с момента, когда он уже у тебя за спиной. Еще две недели мы учились укладывать парашют и тренировались в подвесной системе, после чего сдали экзамен.
И, наконец, мы поехали в соседний населенный пункт, где располагалась спортивная авиабаза. Было третье марта, я подумала и сказала вслух, что, если разобьюсь, то похоронят как раз в день рождения, за что отхватила подзатыльник от инструктора. Когда мы прибыли, меня била мелкая дрожь, дыхание спирало, а сердце колотилось так, что я его слышала. Нас зарегистрировали и разместили в гостинице базы, нам предстояло провести здесь ночь. По плану, в день приезда мы должны были прыгнуть один раз, и еще два прыжка – на следующий день. Причем парашюты нам полагалось укладывать себе на завтрашний день самим! Но природа распорядилась по-своему, выдав нам снегопад, которого никто не ждал, и , соответственно, нелетную погоду. Я ощутила такое облегчение и неземную радость, что готова была укладывать парашюты хоть всю ночь, но никто не прыгал, так что делать было нечего. Мы провели на базе весь день и у нас было время ознакомиться с ней более подробно. На территории стояли списанные самолеты, тренажеры, городки. Мы фотографировались на фоне памятников самолетостроения, прыгали с тумбы в сугроб, тренируясь, вымочили одежду и обувь и засели в гостинице. Вечером, засыпая, я втайне надеялась, что завтра нам тоже не удастся прыгнуть, лежала и просила у неба плохой погоды.
Проснувшись, мой мозг впал в отчаянье, потому что глаза увидели в окно чистейшее небо и солнце. Ну все! Через некоторое время вошел инструктор и сказал, что обычно новичкам больше одного прыжка в первый день делать не разрешают, но нам, в качестве исключения, разрешили сделать все три! О, Боже!
Мы пришли в зал, где с потолка свисали подвесные системы, все по очереди должны были пройти предполетную проверку.