— Мы знаем, что вы с самого начала находились в неведении. Я заметил вашу работу на законной стороне бизнеса. Хочу, чтобы вы знали, что в этом случае мы не будем преследовать вас, однако…
Сердце пропускает удар, пока я жду оглашения приговора.
— Все ваше имущество — незаконно приобретенное. Его путь можно проследить до самой компании и мошенник Трент Лайонс — у руля.
— Что вы пытаетесь сказать? — спрашиваю я, желая, чтобы он прекратил ходить вокруг да около и сказал прямо.
— Когда дело просочится в прессу — на вас спустят всех волков, — говорит следователь, печально глядя на нас. — Семьи, которые потеряли все…
Подняв ладонь, я останавливаю его на полуслове. Я понимаю, что он имеет в виду. Каждая копейка на моем счету заработана нечестным трудом, и вдруг я чувствую себя грязным, ведь эти деньги — мои.
Мне плевать на бумаги или на молву. Но мне важны люди, которыми воспользовался Трент. Когда все всплывет наружу, кто-то из них может остаться на улице. Бизнес отнимут, из дома выселят. Будут рушиться жизни.
Я не мог продолжать жить в королевских хоромах, когда другие страдают.
Все это должно уйти.
— Я могу быть уверен, что Трент сядет? — спрашиваю я, взглядом прожигая в следователе дыру.
— Да, — без заминки отвечает мужчина. — Как только достанем его в официальном порядке, как договорились.
Взглянув на Эверли, я киваю.
— В ту же секунду я отдаю вам все до последней копейки, если вы сдержите свое обещание.
Резкое одобрение от агента, позже пара звонков в банк и все улажено.
Я официально стал бедным, но никогда еще не чувствовал себя лучше.
***
«Это никогда не сработает», — думаю я, войдя на следующий день в офис.
Под моей рубашкой и дорогим пиджаком по груди тянутся тонкие провода. Микрофон уже включен.
Агент Мартин, человек, которого назначили на это дело, решил, что это будет наша первая ловушка — загоним его в угол на работе. Я пытался объяснить ему, почему это затея заранее обречена на провал, но в правительстве, даже если это отделение ФБР, каждое расследование должно быть тщательно проработано.
Итак, теперь я в офисе, подключенный к микрофону и готовый нагонять волну, как только агент Мартин подаст знак. Зарегистрировавшись в своем компьютере и готовясь к тому, чтобы достать Трента сегодня утром, я качаю головой. Это смешно. Я прыгал вокруг Трента недели напролет, только чтобы он смягчился, и почти не преуспел в этом деле. Теперь этот тип Мартин ожидает, что я сотворю чудо за несколько часов только потому, что на меня нацепили микрофон.
Если я что-то и знаю о Тренте, так это то, насколько он методичен. В офисе он всегда был жестким и осторожным, говорил всегда то, что должен был, и никогда не выходил из роли.
И была жизнь за пределами этих стен, когда он ускользал отсюда. Именно тогда я и должен был ловить его.
Но сейчас я буду делать так, как мне сказали, потому что на кону стоит не моя задница.
И я определенно не хотел, чтобы это изменилось.
Не желая показаться отчаянным, я тяну время. Завожу беседу с Черил о ее правнуках, зная, что это займет как минимум полчаса. Готовлю себе чашечку кофе, затем вторую. Шарю по своему компьютеру, намеренно оттягивая момент разговора с Трентом.
Возможно, я оттягиваю неизбежное.
Возможно, знаю, что-то пойдет не так.
Какой бы ни была причина, судьбоносную прогулку в офис Трента я совершил почти в двенадцать часов дня. С каждым шагом я пытался вспомнить, сколько раз я проделывал этот путь за последний год. Сколько раз я шагал тем же коридором, раздумывая, найду ли что-нибудь другое.
Кто-то скажет, что я был тряпкой, когда пришел к Тренту. Кто-то скажет, что я должен был давать отпор, бороться с ним за контроль.
И никто не ошибется.
Но когда на волоске висит что-то ценнее твоей жизни, ты понимаешь, что действуешь слишком осторожно до самой крайности. Вот, что я делал. С того момента, как встретил Эверли, я хотел заботиться о ней — дать ей жизнь, которой у нее не было.
Это благородная цель — дать любимому человеку все на свете. Но любовь не материальна. Ты не можешь ухватить ее или удержать в руке. Ее чувствуешь — в тихих мгновениях, когда я держал девушку в объятиях, или когда я заставлял ее смеяться в кровати. Любовь присутствовала в тихих стонах, которые она издавала во время наших занятий любовью… она была в ее довольном вздохе во время нашего поцелуя. Такие моменты нельзя купить, и где-то по пути я упустил понимание этого.
Пожертвовав деньгами я, по своему, снова защищал Эверли.
От самого себя. Я больше никогда не стану мужчиной, которого она ненавидела.