Хотя он, скорей всего, даже не помнит ее фамилию и вообще что-нибудь о ней. Элис Тауэрс работает на нас с момента открытия. Среднего возраста, двое сыновей-подростков, болеет за Джайантс4. И еще она была без ума от своего босса. Последнее было единственным, что интересовало Трента, и он использовал это, играясь с ее эмоциями, чтобы она делала для него все, даже не задумываясь, для чего это нужно.
Это то, чем занимался Трент. Он подчинял себе людей, они давали ему то, что он хочет, а потом исчезал. Но, как я и сказал, богатые люди понимали это, потому что они были умны и могли моментально раскусить Трента и его извилистые манипуляции.
Я и мое честное лицо работали на его репутацию. Мы были ее гарантией.
И я ненавидел эту очередную сраную ложь.
Все, чего касался Трент, становилось грязным. Он представлял собой прямой путь к катастрофе. Это был лишь вопрос времени, когда каждый из нас окажется за решеткой за совершенные из-за этого человека преступления.
Сколько еще человек постигнет эта судьба? Или даже хуже.
***
Когда тем вечером я спешу домой, то чувствую, что вот-вот взорвусь.
Загоняя машину в гараж и выпрыгивая из нее, я весь бурлю от кофеина и тревоги, зная, что опаздываю на свидание с Магнолией.
Я не мог облажаться.
Особенно сейчас, когда Трент в курсе.
Элис смеется над его шутками, пока Шерил показывает фотографии своих внуков. Брик сказал мне, что мне нужно было рассказать Эверли о том, что произошло между мной и Трентом. Он думал, что я поддаюсь паранойе.
Никто этого не замечает, кроме меня.
Трент был опасен. Я видел это в его глазах, чувствовал это костями, и будь я проклят, если позволю ему разрушить еще чью-то жизнь за мой счет.
Оказавшись в гараже и отперев дверь, я вбегаю внутрь и стягиваю с себя галстук. Перепрыгивая через две ступеньки, я собираюсь направиться в ванную и быстро принять душ. Но у моих ног были другие планы. Пальцем ноги я запинаюсь о последнюю ступеньку и с изяществом шестифутового мужчины сваливаюсь с лестницы, приземлившись с громким стуком.
Когда я бежал, перед глазами помутилось, а ударяясь, знал, что не просто падаю на пол — проваливаюсь в другое время.
В воспоминание.
— Твою мать… — бормочу я, отключаясь.
***
«Я должен попасть домой».
Унося ноги, я снова и снова повторяю эти слова, петляя сквозь уличное движение и пытаясь не терять набранную на автостраде скорость.
«Я должен попасть домой».
Глубокий первобытный страх бушует в моих венах, пока я несусь по улицам, стремясь попасть к ней.
«Боже, что же я наделал?»
Нужно, чтобы она была готова уехать.
Глубоко вздохнув, я пытаюсь успокоить расшатанные нервы и нажимаю на кнопку быстрого набора на телефоне. Она отвечает почти сразу. В голосе звучит грусть. Как давно она появилась?
Это не имеет значения.
Ничто из этого не имеет значения после сегодняшнего вечера.
— Эй, красавица, — ласково приветствую я.
Ее это заинтересовало.
— Привет, — отвечает она, слегка воодушевившись.
— Я подумал, что сегодня отличный вечер, чтобы куда-нибудь выбраться. Только мы вдвоем.
Тишина. Я жду. Сердце вырывается из груди от страха, что она разгадала мою ложь.
— Правда? — отвечает Эверли, и в ее голосе слышится радость.
— Правда. Ты сможешь собраться за полчаса?
— Конечно! — выкрикивает она, и ее воодушевление становится почти осязаемым.
— Прекрасно. Скоро увидимся.
— Звучит здорово!
— Да, Эверли, — быстро говорю я, прежде чем она повесит трубку, — я люблю тебя.
Я даже здесь чувствую ее улыбку.
— Я тоже люблю тебя.
На линии виснет тишина, и я снова один. Страх и сожаления потоком хлынут обратно. Съехав с автострады, я проезжаю ряд простеньких и хорошо ухоженных домиков. На одном из подоконников красуется ящик с цветами, напомнивший мне о тех временах, когда что-то столь незамысловатое делало нас такими счастливыми.
В какой момент все так изменилось?
Я замечаю, что чем дальше, тем крупнее становятся дома. Все вокруг приобретает величие и претенциозность, до тех пор, пока я не оказываюсь рядом с нашим домом.
Который я подарил ей с гигантским красным бантом на фасаде.
Она никогда не просила о таком подарке, но я все равно это сделал.