Перед тем, как я сдалась и начала новую жизнь.
Ночь за ночью я держала его руку и одними мыслями пыталась вернуть его сознание в этот мир. Но он не просыпался. Очевидно, мне нужно было принять решение.
Кто-то может предположить, что это было легко. Наши отношения были какими угодно, только не легкими, но тем не менее… оставить Августа было самым тяжелым решением в моей жизни.
Потому что никто не может покинуть свою душу и не чувствовать боли.
Именно это я и сделала, и с тех пор скорбела по ней.
Райан облегчил мои страдания, снова сделал жизнь терпимой, но мы оба знали, что, в конце концов, это было временно. Никто никогда не заменит в моем сердце Августа, и в тот момент, когда он очнулся, проснулось и мое израненное истерзанное сердце, которое билось только ради одного мужчины.
Я чуть из кожи не выпрыгиваю от внезапного движения и смотрю на Августа. У него дыхание становится поверхностным, и дергаются пальцы.
— Привет, — наконец, произносит мужчина, когда его болотно-карий взгляд находит меня.
— Привет, — слабо улыбаюсь я, все еще волнуясь — сканируя его тело, чтобы убедиться, что Август цел и невредим.
— Мое воспоминание — оно было о тебе, — говорит он, и его счастливая тоскующая улыбка расплывается по лицу.
Поднявшись, я подаю ему руку, не в силах смотреть, как он лежит распростертым на полу. Мысль о том, чтобы я поднимаю его почти двух метровую фигуру, явно веселит мужчину. Схватив мою руку в стальную хватку, Август поднимается и совершенно не пользуется предложенной подмогой.
— Расскажи мне, — прошу я, когда мы садимся на кровать, все еще разобранную и смятую после наших занятий любовью.
Сбросив обувь, я прячу пальцы под мягкие простыни и наслаждаюсь роскошным ощущением на коже.
Август касается моих ладоней своими, и я поднимаю взгляд на мужчину, заметив маленькие морщинки вокруг его глаз, когда он смотрит на меня.
— Я вспомнил нашу первую встречу, — говорит он.
Дыхание застревает в груди, и я замираю в ожидании продолжения.
— Ты была самой красивой женщиной, которую я когда-либо видел. Я понял, что в тебе было что-то особенное, как только встретил.
— Казалось, ты чувствовал себя совершенно не в своей тарелке, — признаюсь я, вспомнив, как у меня перехватило дыхание, когда он подошел ко мне той ночью.
Август был в деловой одежде, в серых брюках и дорогом клетчатом галстуке. Я чувствовала себя нелепо, стоя рядом с мужчиной, пока мы знакомились, ведь на мне было узкое платье, одолженное у соседки по комнате.
— Сначала я обратил внимание на твои глаза, — произносит Август. — Насыщенная голубизна, когда ты посмотрела на меня.
— Твоя улыбка, — отвечаю я, и ностальгия по тому моменту теплым одеялом окружает нас. — Больше всего я помню ее. Она была такой уверенной, а во мне уверенности было меньше всего.
Любимый смеется, качая головой.
— Это все притворство. Я был ужасен. Мои коллеги заметили, что я смотрел на тебя, и вынудили меня подойти и познакомиться. Был уверен, что ты мне откажешь или плеснешь напиток в лицо.
— Никогда.
— Твое платье было порванным и изношенным, и я заметил, как ты смотрела на еду, которую бармены носили к столикам. Не знаю, сколько раз я предлагал заказать нам закуски, но ты отказывалась. Хотя я знал, что ты была голодной.
Я прикусываю губу, и пристыженная, отворачиваюсь.
— Гордость, глупая гордость. Я не хотела, чтобы ты знал, что я ничего не ела в тот день. На первом свидании не принято такое рассказывать.
— Но я все равно знал. Я всегда хотел защитить тебя. Спасти — даже с самого начала.
— Я не была девицей в беде, — отвечаю я, наблюдая, как мы медленно переплетаем наши пальцы.
— Теперь я это знаю. И всегда хотел дать тебе больше — сделать тебя счастливой. Но никогда не притормаживал, чтобы осознать, всего, что у нас было — того, что было между нами — было достаточно.
— Этого всегда было достаточно — даже, если это были ящики с цветами и кухни со сквозняком, — надавливаю я, надеясь, что он, наконец, поймет. — Ты помнишь землетрясение пару месяцев назад?
— То незначительное? — спрашивает Август, и его взгляд становится любопытным, когда мы садимся на кровать, и наши ноги переплетаются под теплым одеялом.
— Да. Что ты делал тогда? — спрашиваю я.
— Я был на работе, — говорит мужчина. — Стены содрогнулись, но к тому времени, как я смог забраться под стол, уже все пошло. Я едва вспомнил, что надо делать — у меня же не было воспоминаний о прежних землетрясениях.
— Ты испугался?
— Да, на мгновение, — честно отвечает он, и наши взгляды встречаются. — Я думал о тебе — где ты могла оказаться. В тот момент, когда земля покачнулась, я мечтал о тебе, желал тебя.