— Он добр ко мне? Вам он нравится, так ведь?
Отец царапает ножом тарелку, из-за чего его ролл падает на пол. Мать начала быстро моргать, после чего взглянув на отца продолжила пить вино.
— Конечно, дорогая, — на этот раз вокруг ее глаз видно некоторое напряжение, которое дает мне понять, что она лжет.
В присущей моим родителям манере избегания неловких тем разговора, мама начинает рассказывать про мою сестру, Энн, и ее счастливую семейную жизнь. Она замужем уже пять лет и старше меня на семь. У нас с ней никогда не было ничего общего и никогда не будет. По всей видимости, она счастлива в браке с пилотом военно-воздушных сил. Она сидит дома со своим трехлетним сыном, Купером, и моей новорожденной племянницей, Тилли, которую мне так и не довелось увидеть, потому что моя сестра не затрудняла себя визитами и звонками. В то время, как я чувствовала себя некомфортно, демонстрируя состоятельность моих родителей и старалась жить «обычной» жизнью, моя сестра всегда была в восторге от денег, возможностей и внимания, которые они влекут за собой. В глазах моих родителей я замкнутая одиночка, а моя сестра общительная и легка на подъем.
Я больше не стала задавать вопросы, потому что знаю, что они больше ничего другого и не ответят.
***
Я ненавижу одеваться по утрам. Не то, чтобы мои загипсованная рука и нога оставляют мне много вариантов, просто каждое утро я смотрю на свою одежду и думаю «кто я, черт возьми, такая?»
Все изменилось. Мои туфли от Джимми Чу и угги сменились на блестящие красные ботинки Дока Мартина и шлепки. На смену дизайнерским платьям пришли футболки и джинсы. Хоть я и отвергала элитный образ жизни моих родителей, я всегда носила платья и леггинсы, даже в самую суровую Денверскую зиму.
Я оторопела, глядя на ботинки, будто они сейчас прыгнут и укусят меня. Я не из тех девушек, что носят такую безвкусную обувь. Это не я. Ничто из этого... хотя нет. Я почувствовала, как мои глаза снова заслезились. Я сама их укушу, ненавидя за то, что после трех недель именно эта пара блестящих, красных, рокерских ботинок, заставит рухнуть мои стены.
А еще, я ненавижу слезы. Я не хочу быть слабой. Я никогда не плачу. Во всяком случае, не припоминаю, чтобы была когда-то такой плаксой. Но каждый день, что я провожу в этой квартире с чёрными дырами вместо воспоминаний, вопросы атакуют меня.
Почему наша мебель не совпадает между собой?
Почему наши комоды выглядят так, будто их нашли на барахолке?
Кто я?
Что со мной случилось?
Как я здесь очутилась?
Меня бесит, что я не знаю парня, с которым встречается моя лучшая подруга Келси. Я видела его раз или два, но, по всей видимости, Келси встречается и живет с другом Адама из колледжа, Зандером. Как мне рассказали, они начали встречаться вскоре после того, как начали мы с Адамом. Потом, когда мы с Адамом съехались, Келси переехала к Зандеру.
Я чувствую, как кровь бурлит во мне, адреналин смешивается со страхом и замешательством. Я падаю на пол, делаю глубокие вдохи, пока слезы не отступают. Набравшись смелости, я решаю позвонить единственному человеку, кто мне ответит. Единственному, кому я могу доверять.
Я улыбаюсь, как только слышу ее ворчливый голос.
— Сейчас восемь утра, Эми. Что тебе нужно в такую рань, черт возьми?
— Прости, — Келси абсолютно бесполезна до девяти утра и без пары кружек крепкого кофе. Как минимум. — Мне нужна помощь. Ты можешь заглянуть ко мне?
Она стонет, и я представляю как она, потягиваясь, крутится на кровати.
— Ладно. Я заскочу в Хэш и буду у тебя через полчаса. Но ты платишь.
Я соглашаюсь, кряхтя в ответ. Их рогалики просто объедение. Хрустящие снаружи, мягкие внутри, аж тают во рту. Я обожаю их лет с десяти.
— Я собираюсь принять ванну, так что если я не буду отвечать, зайди сама.
Ее ворчливость сменилось беспокойством.
— Тебе нужна помощь?
Я покачала головой, хоть она и не могла этого видеть.
— Нет, я уже приноровилась.
Мы попрощались, и я тихонько поковыляла в ванну. Первые две недели после выписки, Келси приходила ко мне каждый день, чтобы помочь помыть голову и привести себя в порядок. Очень постыдно быть двадцатидвухлетней девушкой, которая не может сама за собой ухаживать. Моя мать ни за что не стала бы мне помогать, а просить Адама я сама не хотела. Учитывая, что он парень и для меня фактически посторонний, я бы не позволила ему мыть меня. Келси была единственным вариантом, который оставался и устраивал меня. Мы росли вместе примеряя наши первые лифчики, к тому же, сейчас она медсестра, так что совершенно не против помочь.