А потом его вновь накрывает большая волна, но на этот раз не отчаяния, наоборот, вдохновения…То, что копилось долгими годами и стояло комом в горле, жаждало вырваться на свободу криком или тихим шепотом, вдруг, прорывается наружу:
– Я не стану сегодня курить.
Не зови меня взглядом, афиша,
Мне бы сегодня пойти покурить и
Смеяться, кричать бесстыже.
Но тот мост, истукан чугунный,
Спиной выгибаясь горбуньей,
Шепнул мне: «Спокойно,
Отдохни хоть сегодня достойно».
Рельсы неслись, а меня, бродягу,
Что-то заставило воспротивиться мраку.
Побежать на тот мост,
Слабо, в блаженстве, сникнув, опустить хвост.
Вдохнуть, снова выдохнуть и понять:
«Нет, не дано нам летать…»
Так простоял на мосту я весь день.
Где-то над ухом звенела капель.
Завтра я снова не стану курить.
Друзья, не зовите кутить.
Грей, Джейн и Глейз удивленно смотрят на Дога. Они ожидали шутки или колкости, задорной песни, но никак не чтения стихотворения. Неуклюжей, совсем не бунтарско-революционной, лирики.
– Был бы тут Черничка, все вышло бы более складным. Я не поэт. Поэтому предлагаю отметить еще один мой пропащий год жизни прозаично, но с размахом!
Глава 24. Откровения
Джейн мирно посапывает в темном и немного сыром углу подвала. Она счастлива. Неприятное, коварное чувство зависти к Доггеру, как к успешному музыканту, давно не мучает ее. В этом путешествии у нее получается смотреть на него не как на звезду панк-рока, не как на коллегу, а как на живое существо со своим клубком путанных мыслей, как на пса, способного точно также как и она: ошибаться, грустить и радоваться. Джейн даже испытывает к нему самые чистые дружеские чувства. Подумать только! Грей тоже тихо сопит, убаюканный винными парами. Только Глэйз и Дог молча смотрят друг на друга. У каждого в глазах читается своя мысль и тихая сокровенная грусть.
– Почему ты всегда видишь во мне объект изучения? – Осторожно начинает Дог, обращаясь к брату. – Какое удовольствие препарировать живых?! Почему, почему ты такой сердитый? – С обидой завершает он.
Глэйз удивлен. Давно, очень давно они не говорили друг с другом по душам. Пожалуй, с того самого момента, пока они не стали подростками и каждого не потянуло в разные стороны. Одного – в панк-рок, другого – в медицину. Черный пес не сразу решается ответить. Подобрав слова, он спокойным и ровным голосом начинает:
– Честно?.. Ты бесишь меня, потому что ты ничего не боишься. Можешь смело идти в толпу, не боясь ее воплей и осуждений. Ты открыт публике, а я бы желал свернуться от всех в плотный и толстый кокон. Книги – не живые пациенты, с ними я могу ошибаться, они всегда рады принять меня таким, какой я есть. Пока учусь, я не несу ответственность за реальные жизни и психику. В своей голове могу придумать все, что угодно. Покуда я вне реальности, она не может меня сломать. Мне страшно выходить в настоящий мир…
– Ты боишься входить в этот мир, а я боюсь из него уходить…
– Что?
– Серьезно думаешь, будто мне не страшно?
– Да… Ты всегда уверен в себе и на публике…
– На публике! И только. Я не боюсь внешнего – я боюсь внутреннего. Не знаю самого себя, потому что мне страшно узнать, кто я на самом деле. На сцене у меня тысяча ролей и каждый раз разная. Живу за колдуна, за трактирщика, за лесника, но не за Доггера…
– В детстве тебя звали совсем по-другому, – задумчиво произносит Глэйз .– Раф… Как кофе. У тебя шерсть была такого же оттенка. И ты так забавно лаял, когда был щенком. Вместо "гав" – "р-р-раф". Замазал свою шерсть красным цветом, сменил имя… Что означает "Доггер" – "Собакгер", "Песгер"?
– Мне хотелось чего-то забавного, простого и неоднозначного одновременно! Я сляпал это имя второпях. Как всегда, совершаю глупости и выезжаю на них. Пока я фрик, мне можно многое!
– Ты и сейчас похож на ребенка. Такой же наивный…
– Об этом не стоит.
– Прости.
Наступило молчание. Не давящее, а погружающее в глубь себя. То тихое время, когда каждый вновь закрывается в себе и своих мыслях, чтобы найти там ответы, обдумать заданные вопросы.
– Этот ирокез – твоя защита? Как иголки у ежа? – уточняет у брата Глэйз.
– Так я выгляжу куда страшнее и впечатляюще. Мне нравится быть предметом сплетен и обсуждений. Пока шумят вокруг меня, я не слышу себя.