Это была ужасно нелепая ночь. Среди нас был Высоцкий, единственный в этом большом и шумном застолье человек со всенародной славой. И он был там скромнейший, простой, деликатный, всем нужный человек. Это было его естественным качеством, природным, а потому очень редким.
Людмила Гурченко
«ОТ ВЫСОЦКОГО ШЕЛ ИМПУЛЬС ЖИЗНИ»
Я счастлива, что живу и слышу имя Владимира Высоцкого, вот так запросто произнесенное с телеэкрана. Его песням никогда не предоставлялись средства массовой информации. А их знают миллионы и миллионы советских людей! Феноменальная история в нашем веке.
В самом начале 60-х годов, когда английская четверка «Битлз» еще не затмила славы Брижжит Бардо и на фильм «Бабетта идет на войну» у кинотеатров стояли длинные очереди, у нас в стране появился молодой человек с гитарой, небольшого роста, странный, простой, загадочный, доступный, эксцентричный, неординарный, нетрадиционный. Своим появлением он на целое десятилетие опередил плеяду великолепных «антигероев» американского кино: Роберта де Ниро, Аль Пачино, Дастина Хофмана. Но не был замечен, не был поддержан.
«…Я считал махоркою окурок с-под платформы черт-те с чем напополам…». «От стужи даже птицы не летали…». «Родителей моих в ту зиму ангелы прибрали, а я боялся, только б не упасть…». «Блокада затянулась, даже слишком». Ведь это точно про наше поколение голодных детей войны. «Блокада затянулась, даже слишком». Вот это «даже слишком» — с ума сойти как точно. Во время той массовой катастрофы дети были сдержаны, мужественны, без всяких неврозов. Наоборот, с эдаким взрослым бах-вальским юморком на голодный желудок: «умираем, но смеемся».
После войны на уцелевших довоенных патефонах со ржавыми иголками крутили самодельные пластинки «на ребрах». Сейчас даже неловко молодежи, оснащенной современной звуковой техникой, об этом рассказывать. Пленка рентгеновских снимков использовалась для пластинок Глянешь на просвет, а на ней легкие, ребра, хребет. Насадишь пластинку на штырь диска, она закрутится, спотыкаясь, и, счастливая, слушаешь такие вот «Высоцкие» песни про нас, про войну…
Я узнала, что автор этой песни — молодой театральный артист Владимир Высоцкий. В кино не снимается. А через некоторое время у меня появилась пленка с его песнями. Слушала я их много-много-много раз. И представлялся мне исполнитель здоровым молодцем, с бицепсами и золотой фиксой во рту. Вот у него может быть такой мощный, хриплый, надрывный, истинно мужской голос. Больше всех мне нравилась песня «Но тот, кто раньше с нею был». Интересно: ведь больше о «нем» ничего не сказано, а какая угроза. Лицо у «него» бугристое, пористое, с большим носом и маленькими голубыми глазками. Страшно. С тех пор как я познакомилась с Володей Высоцким, где бы мы ни встречались, он, взглянув в мою сторону, пел: «Но тот, кто раньше с нею был…»
А познакомились мы в 1962 году в шумной разношер-стной компании, в красивой большой квартире, где хозяин иногда устраивал вечера гастролеров-развлекателей. У меня был такой период жизни, когда в кино работы давно не было, а времени свободного ого-го сколько. Куда только судьба не заносила! В той компании я уже отвысту-пала и числилась актрисой вчерашнего дня. Володя Высоцкий приехал с гитарой в сопровождении нескольких друзей. Хоть уже и знала, что внешне Высоцкий совсем не такой, каким его представляла, у меня все равно была надежда, что я увижу, подсмотрю в нем что-то особенное. Нет. У меня было разочарование.
Но недолго. Потому что как только он поздоровался со всеми, перебросился несколькими словами с хозяином дома, он тут же запел. Пел, что хотел сам. Пел по заказу. Пел беспрерывно. Казалось, для него главное то, что его слушали. Слу-ша-ли! Впечатление было как от взрыва снаряда. Да нет, если бы он не пел, он бы просто сошел с ума от внутренней взрывной эмоциональной энергии. Такое было второе впечатление. А сейчас я думаю, что он не мог найти нужного равновесия из-за огромной внутренней непрекращающейся работы, когда… ну нет сил посмотреть на себя со стороны. А вот так, будучи самим собой, выпотрошенным, усталым, непарадным, рисковал многих разочаровать. Он все время был обращенным в себя и в то же время незащищенным, как на арене цирка. Он чувствовал, что надо удивлять, но одновременно и понимал, что этого ему не простят.
Потом его рвали во все стороны, что-то говорили, пожимали ему руки. Но были лица и высокомерные, равнодушные.