Посмотрю на портрет Владимира и вижу: на Таганке вот-вот зажжется световой занавес, зазвучит музыка к спектаклю «Антимиры». Молодой Вознесенский, молодой театр, молодые мы. И на все будущие 14 лет своей жизни наш поэтический первенец так и не увидит нас сутулыми, маститыми, разодетыми. Сверкают белизной рубашки, на них черные джемперы, брюки тоже черные, а помост, что нас соединил, — ярко-белый. Помреж дает первый звонок. У зеркала, у стола, перед самым выходом на сцену собрались актеры с гитарами. Один с аккордеоном — Боря Хмельницкий. Высоцкий в центре, и Толя Васильев в центре. Собрались проверить и настроить гитары, а ушли ой как далеко: целый концерт для струнных и клавишного! Вариации на русские народные, пародии на американские темы, тут и Утесов, и Армстронг, тут и лирика, и хохот, а особое счастье — когда все дружно и в лад и ни один не сфальшивит. Здесь, конечно, и песни Высоцкого на ходу, и, разумеется, гениально аранжированные — сколько ни силюсь отыскать пятна на солнце, а непогрешима молодость наша, уж извините.
Никто никуда не торопился, только бедная Зоя — помреж — кричит-надрывается: «Даю три звонка! Володя, прошу тебя, побереги талант для сцены, ты так громко поешь — зритель все слышит!» Но концерт продолжается, и счастье — тоже. Красавец с бородой, наш любезный композитор (вместе с Васильевым, а в «Антимирах» — и с Высоцким) и один из первых актеров театра, Борис Хмельницкий — любимец муз, дам и друзей. На его дни рождения слетались большие компании, звучали салюты хохота: там царили лучшие рассказчики-импровизаторы Визбор, Дыховичный и, конечно, Высоцкий. Там делились новостями о делах на небесах только что свежеприземленные космонавты. И без конца звенела гитара, один сменял другого, а виновник по любовной кличке «Бемби» горячился на рояле… Помню из общих песен — и к «Бу-ратино»: «…ключом золотым открывают заветную дверцу в стене. Но где отыскать этот ключик — никто не рассказывал мне…»
…Застряло в памяти: Володя с гордостью сообщил, что в студенчестве выиграл конкурс знатоков песен… спел в грузовике однокурсникам… пятьсот песен! Откуда они только выкапывались… Две из них он внедрил в наши спектакли. Одна (по его словам, найдена им и его сомхатовцем, Геной Яловичем) — «На перовском на базаре шум и тарарам» — пелась им в разудалой команде «анархистов» в первом акте «10 дней, которые потрясли мир». Впоследствии авторство ее ошибочно присваивалось Высоцкому, как и ряда других «неродных», но лихо и смачно исполненных. Например, «Бабье лето», сочиненное его товарищем Игорем Кохановским.
Второе внедрение — в спектакль «Послушайте!». Володя вдохновенно сагитировал за дурацкую песню «ляля-ля-ля…» с еще более дурацким финалом — «кафе». И все 18 лет, пока был жив спектакль, в сцене полета поэта на небеса, в гости к «ангелам», мы дружно «лялякали» потешное Володино «кафе», чудесно оформленное композитором Денисовым.
…Власть обаяния Высоцкого — совершенно особая статья. Что творило его обаяние с простыми смертными — это объяснимая вещь. Но он способен был загипнотизировать видавших виды руководителей — когда речь шла, разумеется, не о его персоне. И назначались на роли, и снимались в фильмах, и улетали, вносились в штатное расписание его друзья, его подшефные и предметы временной страсти… К. нам в театр вошли двое его близких однокашников — Сева Абдулов и Жора Епифанцев. По-моему, это был период взаимного тумана в мозгах как мхатовцев, так и таганцев. Переход был столь же нелеп, как и уход обоих из МХАТа. Володя держал туман, пока хотел, а затем обратной силой той же магии вернул взятое на место: Сева и Жора по сей день в МХАТе. Пропаганда талантов его окружения — дай ему в руки бразды правления творческими союзами — могла бы оказать космическую услугу многим карьерам Володиных приятелей.
Рассказы, новеллы, анекдоты, каламбуры Золотухина, Епифанцева, Говорухина, мои тоже… Песни, мастерство, музыкальное и авторское, Хмельницкого, Васильева, Дыховичного, Шаповалова, Щербакова, Межевича, Бортника, Подболотова… стынет кровь, если представишь, кем бы он всех назначил по воле дружбы, по игре влюбленности.
Знаки его пристрастий — серебристые вспышки, россыпи упоминаний в песнях..