Детишки заводят «Плыви, плыви, моя лодка», безбожно перевирая мотив. Не понимаю, как сестра выдерживает. Она просто помешана на всех этих группах, собраниях и прочем. Чаепития в местном клубе, пока Джеймс возится с деревянным паровозиком и рельсами. «Прыжки и стишки для самых маленьких», где все дружно агукают и хлопают в ладоши. Болтовня с другими мамашами на занятиях «Маленьких тигрят» – кошмарно шумном мероприятии в спортзале с гуляющим эхом, где устроено что-то вроде полосы препятствий, которые Джеймс в основном с ревом обегает.
– Мне нужно куда-то выходить, чтобы общаться с кем-то на равных, – обычно говорит Джоанна.
Я стараюсь не брать близко к сердцу то, что мои способности к этому ставятся таким образом под сомнение.
– …И для Джеймса полезно – пусть играет с другими детьми.
Слова повисают в воздухе облаком ядовитого газа – подразумевается, что у мальчика нет и уже никогда не будет братьев или сестер. Роберта за все это время Джоанна не упомянула ни разу. Порой я застаю ее с их свадебным фото в руках; заметив меня, она тут же ставит его на место. Разве подобное молчание вообще нормально?
Об аварии она тоже никогда не говорит. В моей памяти зияют пробелы – из нее стерлось не только случившееся, но и несколько предшествующих лет. Месяцы, которые я провела в больнице, тоже. Я помню «Хилвуд-хаус» и доктора Лукас; постепенно у меня восстановилась кратковременная память. Однако период в районе моих двадцати пяти пропал. Правда, если момент самой аварии исчез полностью, оставив непроницаемую тьму, то годы перед ней представляют скорее нечто темно-бурое, вроде смога или заилившегося пруда, в котором иногда мелькают какие-то смутные очертания, клочки и тени.
Доктора Лукас это описание очень заинтересовало: она считает, что налицо амнезия сразу двух типов – связанная с травмой, полученной при аварии, и другая, обусловленная подсознательным подавлением неприятных воспоминаний. Впрочем, когда я возвращаюсь к более ранним годам, там только вихрь цветов и радостей жизни, ни намека на какое-то горе или неприятности. Все у меня тогда шло прекрасно, и вообще я наконец-то обрела свободу от матери.
Как я жила в те потерянные годы? Была ли у меня работа? Любовники? Друзья? Когда я пытаюсь вызвать в памяти последнее, что помню, перед мной словно проносится поток ярких картинок со страниц фотоальбома. Пляж на Бали, загорелые длинные ноги в песке, кричащего цвета бикини, бокал с коктейлем, дешевые серебряные безделушки с местного базара… Другой кадр – я лежу в парящей ванне, втирая в лицо увлажняющий крем, на веках тени с блестками; в дверь нетерпеливо барабанит моя соседка Кити (или Кэз?): «Такси ждет!» Снова я – бегу босиком к автобусу, поддернув юбку, в руках туфли на шпильках, волосы выбиваются из прически. Успеваю едва-едва, пассажиры приветствуют меня одобрительными возгласами, а водитель подмигивает и не берет денег – хоть какое-то утешение за опоздание в первый же рабочий день.
Словно детектив, я пытаюсь по кусочкам собрать свою прежнюю жизнь, выяснить, кем я была до аварии, вернуться к тому, на чем остановилась. Я работала, только чтобы тусоваться, путешествовать, ради туфель на каблуках и теней с блестками. Меня никто бы не назвал ответственным сотрудником. Я любила выпить, посплетничать, я упускала автобус, зато не упускала случай позубоскалить. Хочется думать, что со мной было весело. Я не ходила тогда по библиотекам и не жила в провинциальном Маркет-Лейтоне. Моей стихией были Лондон, шумные празднества, Бали. И куча друзей. Куда они делись? Джоанна говорит, сперва навещали, со слезами, цветами и плюшевыми мишками, но я так долго лежала в коме, что постепенно все как-то пропали. Из родных осталась только слабоумная мать в своем домике на юге. Джоанна иногда ездит туда, но меня с собой не берет – говорит, та тревожится, когда вокруг много лиц. Да и мне дальние поездки даются еще слишком тяжело.
По словам доктора Лукас, следует быть терпеливее – чтобы оправиться от травмы головы, требуется время – и добрее к себе. Сейчас я не знаю даже, как продвигается мое выздоровление; вот если бы мы по-прежнему жили рядом с «Хилвуд-хаус» и я ходила бы к своему психиатру… Джоанна – специалист по кадрам, она где угодно могла бы найти работу. Не понимаю, почему мы приехали в этот богом забытый городишко, где едва теплится жизнь.