Я киваю.
— Это гораздо более правдоподобно.
Тара отталкивается от песка.
— Тьфу, забудьте об этом. Вы, ребята, не знаете, как наслаждаться хорошей историей. Я возвращаюсь на вечеринку.
Как только она оказывается вне пределов слышимости, я поворачиваюсь к Максу.
— Только не говори мне, что ты, правда, веришь в нечто подобное. Это невозможно.
— Конечно, нет, — говорит он. — Но это довольно изящная идея для рассказа. Только подумай об этом… всё то, что такой человек мог бы увидеть, всё то, что он бы потерял. Это классическая головоломка о бессмертии. Да, ты можешь жить вечно, но стоит ли это того, если ты один? Если все, кого ты встретишь в своей жизни, умрут, а ты всё ещё будешь здесь? Я имею в виду, какой в этом смысл?
— Итак, если у тебя есть история, в чём заключается писательский блок?
Он хватает пригоршню песка и пропускает его сквозь пальцы.
— Я не могу понять, почему такой человек может жить в отеле или почему именно этот отель.
— Легенда не объясняет этого?
Он качает головой.
— Вот почему это такая дрянная легенда. Я имею в виду, что есть теории, но все они глупы.
— Например, что?
— Ну, есть теория, которую ты упомянула. Что он призрак.
— Я могу засвидетельствовать тот факт, что он очень твёрдый.
Макс смеется.
— Да, на это я тоже не куплюсь.
— Что ещё?
— Есть теория, что он инопланетянин, чей космический корабль потерпел крушение на пляже за пределами «Гранд Отеля» столетие назад, и с тех пор он выжидает своего часа, ожидая прибытия спасательного корабля.
— Серьёзно?
— Самое лучшее, — говорит он, — это то, что он проклят, но никто не знает почему. Просмотр хранилища натолкнул меня на пару идей, которые я хочу изучить, но я всё ещё надеюсь, что что-то в моих исследованиях бросится мне в глаза, — он ухмыляется. — Кто знает? Может быть, на днях я даже найду старую фотографию Петрова. Докажу, что слухи на самом деле правдивы.
Я качаю головой.
— Знаешь, если ты действительно хочешь знать, правда ли что-то из этого, ты мог бы просто обратиться к источнику.
Его глаза расширяются.
— Ты шутишь? Этот парень отправит меня в нокаут дней на пять! Я вот к чему, если оставить в стороне городские легенды, в Петрове есть что-то немного… не такое…
Я закатываю глаза.
— Я сомневаюсь, что он бессмертен, или призрак, или что-то в этом роде, — быстро добавляет он. — Но я всерьёз полагаю, что он что-то скрывает.
Я думаю о маме, о докторе Роби, о вполне реальной возможности того, что я схожу с ума, и об одном телефонном звонке, который я могла бы сделать, чтобы этого не случилось.
— Людям позволено иметь секреты, — бормочу я.
— Да, согласен, — он достаёт свой телефон. — Не возражаешь, если я закончу? У меня здесь был настоящий поток сознания.
— Дерзай.
Я ложусь на песок и закрываю глаза, а он начинает печатать. Щелкают клавиши и разбиваются волны, но мои мысли громче, чем Макс и океан вместе взятые.
ГЛАВА 23
ЛИЯ
— ТЫ ЧТО, СОВСЕМ С УМА СОШЛА? — кричит отец, захлопывая за собой дверь и громко шагая внутрь номера.
Он роняет теннисную ракетку на пол. Он снова играл с отцом Лона — или, по крайней мере, таков был план. Краткость его отсутствия наводит на мысль, что он отправился на теннисные корты, чтобы встретиться с мистером вон Ойршотом, только чтобы узнать, что Лон расторг помолвку, и, следовательно, у мистера вон Ойршота действительно не было причин больше мириться с отцом и его плохими теннисными навыками.
Мать встает.
— Эдмунд…
Он взглядом заставляет её замолчать, пересекая комнату и пиная оловянных солдатиков Бенни. Бенни вскакивает на ноги в знак протеста, но Мадлен шикает на него и, взяв за руку, выводит из комнаты
Отец останавливается передо мной, трясётся, его лицо красное, как репа.
— Ты должна пойти прямо к Лону и извиниться. Мне всё равно, как ты это сделаешь, мне всё равно, что ты должна сказать, чтобы это произошло, но ты будешь умолять его принять тебя обратно, понимаешь?
— Тебя не волнует, почему он разорвал помолвку?
— О, нет, Аурелия, мне не всё равно. Когда моя дочь публично унижает своего жениха, человека, в руках которого всё благополучие её семьи, меня это очень волнует.
Страх сжимает мой живот под его жёстким взглядом, но я стою на своём.
— Ты даже не хочешь услышать мою версию истории?
Это неправильно говорить. Отец сжимает руки в кулаки. Вены на его шее пульсируют.