Алек останавливается.
— Как ты думаешь, что именно с тобой происходит?
— Галлюцинации, вызванные… я не знаю. Недостаток сна, может быть, или стресс от переезда, или… что-то ещё, — я смеюсь надломленным смехом. — Я, наверное, галлюцинирую весь этот разговор прямо сейчас.
Он хватает меня за руки.
— У тебя это не галлюцинации, и видения, которые тебе являются, тоже не галлюцинации. Это воспоминания.
Я отстраняюсь от него и снова начинаю идти.
— Это не могут быть воспоминания. Я никогда не была здесь раньше.
— Вот только, ты была, — говорит он так тихо, что я почти не слышу его. — Давным-давно.
Я поворачиваюсь назад. Отель стоит на страже за его спиной, неуклюжая зелёно-белая фигура, наблюдающая за нами и морем, точно так же, как она наблюдала за каждым другим человеком, проходящим этим путём более ста лет.
— Алек.
Он встречается со мной взглядом.
— Кто эта девушка на фотографии?
— Аурелия Сарджент.
Решение.
План.
Пистолет.
Мой язык внезапно становится похожим на потрескавшуюся поверхность пустыни.
— Девушка, которую убили?
Он кивнул.
— А парень? — я спрашиваю, потому что мне нужно услышать, как он это скажет. — Тот, что рядом с ней?
Его взгляд пригвождает меня к месту.
— Это я, — говорит он. — И я стою рядом с тобой.
ГЛАВА 35
ЛИЯ
НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ МАМА ЗАСТАВЛЯЕТ меня заниматься свадебными планами, так что я больше не вижу Алека вплоть до нашего полуночного свидания на пляже. Он выглядит таким же измученным, как и я, как будто тоже провёл предыдущую ночь, ворочаясь с боку на бок в полусне. Он заключает меня в объятия и не отпускает, когда я отстраняюсь. Он глубоко вдыхает, как будто запоминает каждый мой запах, каждую частичку и клеточку.
— Алек? В чём дело?
Он не отвечает.
— Мне жаль, что прошлый вечер прошёл так неудачно, — говорю я, страх ускоряет мои слова. — Могу ли я что-нибудь сделать, чтобы всё исправить?
Он молчит.
— Может быть, если твоя мать узнает меня получше…
— Это не имело бы значения.
Его руки ослабевают, и он делает шаг назад, и хотя сила, с которой он держал меня, напугала меня секунду назад, ещё страшнее видеть выражение решимости, которое приходит на смену этому.
— Она была права. Ты не принадлежишь мне.
Я качаю головой.
— Нет.
Я пытаюсь взять его руки в свои, но он вырывается из моей хватки и отступает от меня, пока не начинает казаться, что между нами целый океан.
— Почему ты говоришь всё это?
— Потому что это правда. Это… мы… — он сглатывает. — Мы никогда не сможем стать чем-то большим, чем это.
У меня такое чувство, будто кто-то засунул мне в уши ватные шарики, туманный барьер заглушает его слова.
— Я не понимаю. Ты… ты знал, что я была помолвлена ещё до того, как всё это началось.
Он не смотрит мне в глаза.
— Я знаю.
— Что изменилось?
— Я влюбился в тебя, Лия. Вот что изменилось.
— Но ты был в порядке до прошлой ночи
— Что ты хочешь, чтобы я сказал? Что я притворялся так долго, как только мог, что это лето не было ложью? Что нам не придётся прощаться друг с другом в конце?
Наши голоса становятся громче прибоя, и я знаю, что опасно говорить так открыто здесь, так близко к отелю, где любой может услышать, но я не могу остановиться.
— Но именно поэтому мы не должны тратить наше время на споры или размышления о будущем. У нас есть только сейчас — прямо сейчас — и вот как ты хочешь провести наше время вместе?
Он сокращает расстояние между нами.
— Ты думаешь, это меня не убивает? Ты думаешь, я хочу попрощаться с тобой? Это кольцо на твоём пальце — похоронный звон, напоминающий мне каждый раз, когда я обнимаю тебя, целую, хочу тебя, что ты не моя. Ты никогда не будешь моей.
— Но у нас есть сейчас.
Слёзы затуманивают мне зрение.
— Сейчас я твоя.
Он проводит руками по волосам, завязывая их узлом на затылке.
— Этого недостаточно.
Мой голос — спокойная тишина зимы.
— Это всё, что я могу дать.
Он качает головой.
— Прости.
— Ты трус, Алек Петров, — шепчу я, когда он уходит.
Я делаю глубокий вдох, пропитанный солью воздух пронзает мои лёгкие, как ножи.
— Ты меня слышал? — я кричу, перекрикивая ветер. — Ты трус.