Хмуро глядя на дерево, я заправляю волосы за уши и возвращаюсь в вестибюль.
Слева от меня, сразу за золотой клеткой лифта, широкая роскошная лестница поднимается на второй уровень, по которой спускается группа женщин, одетых в одежду, которую я видела только на обложке «Вог». Я опускаю взгляд на джинсы, которые ношу уже три дня, и на свой любимый свитер, на манжете которого теперь пятно от кетчупа из-за тех чудовищных бургеров, которые мы купили в Нэшвилле. Натягивая манжету на ладонь, я прохожу мимо лестницы к высоким закрытым двойным дверям, выполненным из того же тёмного дерева, что и всё остальное. Над дверью золотыми петляющими буквами выгравировано «Бальный зал».
Струнная музыка доносится сквозь деревянный шов.
Песня до боли знакомая. Я напеваю несколько нот, подходя ближе, мой голос поднимается и опускается вместе с торжественной мелодией, которая сплетается вокруг моего сердца, но я не могу вспомнить, откуда я её знаю. Нахмурившись, я хватаю телефон и открываю «Поиск песен», но когда я подношу телефон к дверям, мелодия звенит вокруг меня, как дождь, а на экране появляется большой красный крест вместе с сообщением:
«Музыка не найдена. Попытайтесь снова».
Я оглядываюсь на стойку регистрации. Папа всё ещё разговаривает с женщиной за стойкой, без сомнения, узнавая историю её жизни. Он всегда был хорош в таких делах. Я окидываю взглядом вестибюль, но никто не смотрит, и хотя я не уверена, что должна, я хватаюсь за ручку и тяну.
Дверь открывается. Я ещё раз оглядываюсь через плечо, затем прокрадываюсь внутрь.
Войти в бальный зал — всё равно, что войти в собор. Куполообразный потолок, выполненный из того же тёмного дерева, что и всё остальное, изгибается надо мной завораживающим узором из звёздных вспышек. Четыре хрустальные люстры простираются по всему протяжению, освещая пространство, которое кажется — по крайней мере, в его почти пустом состоянии со стоящим посередине лишь кем-то брошенным пылесосом, — длиной примерно с футбольное поле.
Пусто.
Никакого струнного квартета, хотя музыка продолжает мерцать в воздухе.
Я шагаю дальше в помещение, мои туфли мягко стучат по бело-голубому викторианскому ковру. Иду мимо небольшой сцены, где мог бы выступать струнный квартет, и через танцпол к длинному ряду окон на другой стороне зале. Окна выходят на листву парадного входа, а за ним — на длинную гравийную дорожку, которая привела нас сюда, вдоль которой, насколько хватает глаз, растут деревья, покрытые призрачными серыми лентами испанского мха, мягко покачивающимися на ветру.
Музыка нарастает, проникая сквозь меня, как ток, но я не вижу никаких очевидных динамиков. Я иду на шум обратно к сцене в центре зала, полагая, что звуковая система, должно быть, спрятана где-то там.
Я снова достаю телефон. Появился значок поиска, а затем приложение гудит, показывая мне всё тот же красный X.
— Впечатляет, не так ли?
Я подпрыгиваю.
Женщина лет тридцати с небольшим с густыми каштановыми волосами и неестественной улыбкой стоит позади меня, за очками в черепаховой оправе её глаза круглые, как стеклянные шары.
Я прижимаю руку к сердцу.
— Извините, я… я не должна быть здесь?
Она отмахивается от моего беспокойства.
— Тут просто готовятся к конференции. Никакого вреда, никакой грязи, — она протягивает мне руку. — Я София Морено. Генеральный менеджер отеля.
Я пожимаю ей руку.
— Эм, Нелл, — говорю я. — Нелл Мартин.
— Я знаю, кто ты.
Она произносит эту фразу, словно знает больше, чем просто моё имя, и я немного ёжусь под её совиным взглядом.
Она всё ещё не отпускает мою руку.
— Нелл? — голос папы эхом доносится от двери.
— Она здесь, — отзывается София, хотя и не сводит с меня глаз. Она наклоняется ко мне, как будто делится секретом. — Мы искали тебя.
— Да, — я поворачиваюсь и вырываю свою руку из хватки Софии. — Простите.