Девятого июля собрание духовенства под председательством двух архиепископов - Кентерберийского и Йоркского - постановило признать брак короля с Анной Клевской недействительным и аннулировать его. Обеим сторонам не возбранялось вновь вступать в брак. Архиепископ Кранмер, граф Саутгемптон и герцог Суффолк отправились в Ричмонд, чтобы уведомить королеву о принятом решении.
- Отныне, мадам, вы считаетесь возлюбленной сестрой короля, - объявил герцог Суффолк и перешел к материальной стороне дела. Сообщив о назначенном Анне денежном содержании, он закончил:
- Вам также разрешено оставить себе все украшения, посуду и прочие предметы обихода. Дворец в Ричмонде, замок Хьюэр и поместье Блетчингли теперь принадлежат вам. Только дочери короля и новая королева будут считаться выше вас, мадам. Надеюсь, что вы удовлетворены столь щедрыми и почетными условиями, предложенными вам нашим милостивым повелителем Генрихом Тюдором. Господи, храни короля!
- Я всецело удовлетворена щедростью моего дорогого брата Хендрика, ответила леди Анна. - В ближайшие дни я напишу ему, что покорно подчиняюсь вынесенному относительно меня решению. Этого достаточно, милорд, как вы считаете? - Анна тепло улыбнулась герцогу.
"Надо же, ее вполне устраивает такое развитие событий! - удивился герцог Суффолк. - Хорошо, что Генрих не видит ее довольной физиономии".
- Да, мадам, это как раз то, что нужно, - произнес он вслух.
- Ко двору герцога Клевского будет направлен специальный посол сэр Уоттон, - вступил в разговор архиепископ, - чтобы объяснить это деликатное дело вашему брату. Если бы вы могли послать с ним письмо, это очень облегчило бы миссию.
- Вы поможете мне написать его? - спросила Анна. - Мое недостаточное знакомство с английским языком может привести к каким-то недоразумениям или к непониманию со стороны Вильгельма. Он иной раз туго соображает.
Граф Саутгемптон и герцог Суффолк усмехнулись при этом замечании, а архиепископ удивился:
- Разве вы не предпочтете написать своему брату на вашем родном языке, дорогая мадам? Не удивит ли его и не обеспокоит ли, если вы обратитесь к нему на английском?
- Теперь я англичанка, милорды, - ответила Анна, - и, если это вас не затруднит, мы вместе напишем письмо на английском языке, а потом, если сочтете нужным, вы переведете его на язык моей родины. Пошлите Вильгельму оба варианта, чтобы он убедился, что оригинал написан мной собственноручно. Это должно его успокоить, не так ли? - ясно улыбнулась она.
- Не хотите ли передать что-нибудь королю, миледи, - спросил герцог Суффолк, - заверив его в вашем согласии?
- Да, - согласилась Анна, - можете сказать моему брату королю, что отныне и навеки я - самая покорная из его слуг. - Анна склонилась в реверансе.
- Невероятно! - воскликнул граф Саутгемптон, когда они возвращались в Лондон. - Никогда не встречал такой разумной женщины, хотя, с другой стороны, с самой первой встречи в Кале она очень хотела, нет, даже жаждала во всем угождать королю.
- Она наверняка угодила ему сегодня, - со знанием дела заметил архиепископ. - Боюсь, что, потеряв эту королеву, мы лишились выдающегося дипломата. Я никогда не видел лучшего тактика.
- Если вас интересует мое мнение, так она была очень рада избавиться от короля, - хмыкнул герцог Суффолк. - Бедный старина Гэл был бы, наверное, разочарован, узнай, с каким удовольствием она подчинилась его воле. Думаю, я скажу ему, что, услышав новость, Анна упала в обморок и лишь потом вы, Томас, заверили ее в добром отношении короля. Это польстит его тщеславию, вы согласны, милорды?
- Тщеславие короля нынче не нуждается в лести, - вздохнул архиепископ. - Госпожа Говард полностью удовлетворяет его, так что ничто другое уже не интересует его.
- Перестаньте, милорд, - возразил герцог Суффолк, чья четвертая жена была намного моложе его. - Молодая жена - это счастье.
- Сомнения внушает не сама госпожа Говард, а ее ненасытное семейство, - осторожно пробормотал граф. - Герцог Томас грызет удила, настолько ему не терпится вернуться к власти, которая, как он считает, принадлежит ему по праву.
- Тогда, может быть, и вы согласитесь замолвить словечко за Кромвеля? - предложил архиепископ. - Я знаю, он человек нелегкий и всегда был таким, но все мы понимаем, что он не заслужил жестокой кары.