Алексей Воробьёв и Христя, Когда растает первый снег©
Леон сидел на полу под подоконником, наигрывая на гитаре щемяще меланхоличную мелодию. Периодически он поднимал взгляд к зеркалу. И так хотелось спросить у отражения: «Ну как?» и попросить подобрать к музыке слова. Но разговаривать с зеркалом было бесполезно, оно не отвечало, и так можно было сойти с ума. Это Леон понял после нескольких попыток поддержать такую «беседу» на первых порах после исчезновения Дориана, когда осознание того, что он ушёл и неизвестно, когда вернётся, пришло, а вот принятие ещё не наступило. Да и сейчас никакого принятия не было, было его жалкое подобие, которое позволяло не слететь с катушек и переживать бесконечные дни одиночества половинки, которая не умела не быть целым.
Глубоко задумавшись, Леон задел не ту струну и по слуху резануло фальшивой нотой. Поморщившись, он перехватил гриф, чтобы струны перестали гудеть, и поднял взгляд на дверь, в которую постучали. В комнату зашла его домработница – женщина средних лет с очаровательно пухлыми щеками и ямочками на них по имени Аннис.
- Я могу здесь убраться? – спросила она.
Леон кивнул и, забрав гитару, перебрался на кровать. Сложив ноги по-турецки, он вновь начал негромко играть, не задумываясь о том, какую музыку пытается создать, но через пару минут в пении струн начала угадываться знакомая мелодия, от которой щемило сердце. «Ванилью пахнут облака».
- Красивая мелодия, - произнесла Аннис, протирая стол от пыли. – Где-то я её слышала…
- Это мелодия из одной из песен моей группы.
- Точно, - домработница добродушно улыбнулась собственной забывчивости. – Я слышала её по радио года два назад и потом ещё множество раз… - она махнула рукой. – Из каждого утюга она звучала.
- Да, эта песня нашим поклонникам особенно понравилась, - кивнул Леон.
- У меня младшая дочка вашим творчеством увлекается. До сих пор боюсь, что она узнает, что я на тебя работаю, а то приедет и на коврике ночевать будет.
Аннис на секунду отвлеклась от уборки и обернулась на Леона, улыбнувшись ему.
- Да, этого лучше избегать, потому что поклонникам бывает очень непросто объяснить, что нам тоже нужно личное время и пространство, - слегка улыбнувшись в ответ, произнёс Леон.
- Вот и я так думаю. Пусть лучше учится, а не о вас мечтает. Вы, конечно, мальчики хорошие, но понятно же, что ей ничего не светит.
Теперь уже Леон не смог удержаться и рассмеялся. Душевная простота Аннис была просто очаровательна и могла отвлечь от любой хандры, будто лучик солнца во мраке.
- Зачем же так категорично? – поинтересовался Леон. – Может быть, она бы и понравилась кому-нибудь из нас.
- А вот этого не надо, - Аннис погрозила пальцем. – Ей пятнадцать лет.
- Всё, понял, - Леон поднял руки. – В ближайшие три года – ни-ни.
- И потом тоже. Ты, Леон, конечно, счастье, но не её. Вы из разных миров люди.
- Когда ты так говоришь, мне становится всё интереснее… - Леон потянулся и лукаво взглянул на домработницу.
- Попробуй только. И у тебя Карина есть.
- Аннис, - вздохнул Леон, - ты мне, вообще-то, не мать, чтобы учить меня морали.
- Но по возрасту подхожу. Да и привыкла я уже к тебе и добра желаю.
- Приятно слышать, - улыбнулся Леон и откинулся назад, упираясь лопатками в спинку кровати.
Когда разговор сошёл на нет, он вновь взял гитару и начал играть, облекая в звуки мелодию, которая зародилась в голове. Она получалась трагичной, с намёком на светлую надежду и ощущением обреченности, затаившемся между строк.
Через час, закончив с уборкой во всей квартире, Аннис попрощалась и ушла. Но после её ухода не прошло и десяти минут, когда у Леона зазвонил телефон. Ответив на вызов, он услышал взволнованный голос Тима.
- Леон, мы можем сейчас встретиться?
- Нет, - ответил Леон и перевернулся на бок. – Я дома и не желаю никуда идти.
- А я могу приехать к тебе?
- Нет. Я хочу наслаждаться одиночеством.
- А как же Дориан? Ты же всё равно не один?
Резко выдохнув, Леон просто отклонил вызов и, поставив мобильный на беззвучный режим, бросил его на тумбочку. Тим, попытавшись дозвониться до него ещё пять раз, оставил это дело и переключился на Рональда, который не позволял себе без объяснений бросать трубку.