Он повернулся к Бальведе. Та пригладила волосы на затылке и посмотрела на старика с высоты своего роста.
– Но они, министр, еще и древний гордый народ, и их осталось совсем немного. Позвольте попросить у вас еще раз? Пожалуйста, сохраните ему жизнь. Может, он…
Геронтократ замахал на нее тонкой скрюченной рукой, его лицо перекосилось.
– Нет! Не стоит вам, госпожа Бальведа, просить за этого… этого подлого убийцу, этого предателя… шпиона. Неужели вы думаете, что мы можем забыть, как он трусливо убил одного из наших инопланетных министров и действовал от его лица? Сколько вреда причинил этот… эта тварь! Когда мы схватили его, двое наших охранников умерли только от того, что он их оцарапал! Еще один навсегда ослеп, когда это чудовище плюнуло ему в глаза! Но, – Амахайн-Фролк ухмыльнулся, посмотрев на прикованного к стене, – мы вырвали его зубы. А его руки связаны так, что он не оцарапает даже себя. – Он опять повернулся к Бальведе. – Вы сказали, их мало? А я говорю: вот и хорошо, скоро станет еще одним меньше. – Старик посмотрел на женщину, прищурившись. Мы благодарны вам и вашим людям за разоблачение этого самозванца и убийцы, но не следует думать, будто это дает вам право указывать нам, что делать. В Геронтократии некоторые возражают против любого внешнего влияния, и их голоса день ото дня становятся тем громче, чем ближе к нам придвигается война. Лучше вам не настраивать против себя тех, кто поддерживает ваше дело.
Бальведа поджала губы, снова опустила взгляд на ноги и завела свои гибкие руки за спину. Амахайн-Фролк обратился к висящему на стене мужчине, помахивая жезлом в такт словам:
– Ты скоро умрешь, самозванец, и с тобой умрет замысел твоих хозяев – подчинить себе нашу мирную систему! Такая же судьба ожидает и их самих, если они попытаются напасть на нас. Мы и Культура…
Узник, насколько позволяло его положение, мотнул головой и громко воскликнул:
– Фролк, ты идиот! – (Старик отпрянул, как от удара.) – Неужели ты не понимаешь, – продолжал мутатор, – что вторжение неизбежно? Может, это будут идиране, а может, Культура. Вы больше не властны над своей судьбой; война положила этому конец. Скоро весь этот сектор станет частью театра военных действий, если вы не сделаете его частью идиранской сферы влияния. Меня послали просто сказать вам то, до чего вы должны были дойти сами… а не обманом втянуть вас во что-нибудь такое, о чем вы потом горько пожалели бы. Послушай, ради всего: не съедят вас идиране…
– Ну-ну! Вид у них такой, что вполне могут и съесть! Чудовища о трех ногах, захватчики, убийцы, неверные… Ты хочешь, чтобы мы заключили с ними союз? С трехметровыми монстрами? Чтобы они растоптали нас своими копытами? Чтобы молиться их ложным богам?
– У них, по крайней мере, есть Бог. А у Культуры – нет. – Он сосредоточился на разговоре, и боль в руках вернулась. Он изменил свое положение, насколько это было в его силах, и посмотрел на министра. – Они хотя бы мыслят так же, как вы. Культура – совсем по-другому.
– О нет, мой друг, нет! – Амахайн-Фролк поднял руку ладонью к узнику и замотал головой. – Тебе не посеять между нами семена раздора.
– Боже мой, ты просто глуп, старик, – рассмеялся мутатор. – Хочешь знать, кто настоящий представитель Культуры на этой планете? Нет, не она. – Он кивком указал на женщину. – Вот этот автоматический тесак, что повсюду следует за ней, – ее летающий нож. Может, решения принимает она, может, он и выполняет ее указания, но настоящий посланец – он. Самая суть Культуры – это машины. Думаешь, раз у Бальведы две ноги и мягкая кожа, ты должен принять ее сторону? Но в этой войне на стороне жизни сражаются именно идиране…
– Ну, что касается жизни, ты скоро окажешься по другую ее сторону. – Геронтократ фыркнул и скользнул взглядом по Бальведе, которая, нахмурившись, разглядывала прикованного к стене мужчину. – Пойдемте, госпожа Бальведа. – Амахайн-Фролк повернулся и взял женщину под руку, чтобы вывести ее из помещения. Этот… эта тварь воняет куда как отвратительнее, чем камера.
И тут Бальведа подняла взгляд на узника. Не обращая внимания на коротышку-министра, пытавшегося оттащить ее к двери, она посмотрела на узника ясными черными глазами и развела руками:
– Мне очень жаль.
– Ты не поверишь, но и я чувствую то же самое, ответил он, кивнув. – Пообещай хотя бы, что сегодня вечером ты будешь поменьше есть и пить, Бальведа. Меня бы утешила мысль о том, что хоть один из этой компании наверху на моей стороне… пусть этот один и мой злейший враг.