— Да это я, Славик… Помнишь, из массовки на мотоциклах?
Кристину почему-то разобрал смех. Она сразу вспомнила этого парнишку с его светлой, выгоревшей на солнце шевелюрой и ярко-голубыми глазами. Повадкой и взглядом он походил на игривого котенка. Например, обожал «бомбить» — нырять с мостков в море прямо рядом с какой-нибудь разомлевшей девицей. Если же она успевала поднять глаза и засечь его перед прыжком, то видела, как он обезоруживающе улыбается и склоняет набок голову. После этого он прыгал и, проплывая мимо, как бы нечаянно задевал прекрасную русалку рукой. Однако за милую улыбку хулигану обычно все прощалось.
— Помню-помню… — с усмешкой сказала Кристина, слегка отступая в темноте, чтобы разглядеть гостя получше. — А что это ты так запыхался?
— Понимаешь, я сбежал от Кандика. Оказывается, он — гей!
Славик произнес это слово с таким смачным южным «гхе», что Кристина едва не расхохоталась в голос.
— Так это правда? — спросила она.
— А ты что, уже слышала от кого-то, что он «голубой»?
— Ну да, все говорят.
Кристина в темноте пробралась к столу и села на один из стоящих рядом стульев.
— Он что, хотел тебя изнасиловать? — спросила она.
— Нет, конечно… — ответил Славик, вслепую присаживаясь на другой стул. — До этого бы дело не дошло. Просто чудно это все как-то. Лезет со своими нежностями — бр-р-р! И малый вроде неплохой. Даже неудобно как-то…
— И как же ты от него сбежал?
— Очень просто — через окно. Он пошел в туалет, ну я и вылез на карниз. Но он-то не дурак. Вернулся и увидел меня. Прыгать я не могу — высоко. Там еще розы внизу — они, между прочим, колются… Он тогда побежал вниз — чтобы оттуда меня ловить. Побоялся, что я грохнусь. Ну, я не будь дурак — по карнизу кругом обошел…
— А откуда ты узнал, где мое окно? — сквозь смех спросила Кристина.
— Да это все пацаны знают наши. Ты же самая красивая. И роль у тебя главная.
— Значит, ты теперь хвастаться будешь, что ночью ко мне в окно влез? Так, что ли?
Славик смущенно опустил глаза в пол. Однако, судя по хитрой улыбке на губах, он нисколько не смутился.
— Хвастаться не буду. Я вообще никому не скажу — хочешь? Да и чем хвастаться-то? Вот если бы мы с тобой хотя бы целовались…
— Господи! — Кристина снова прыснула от смеха. — Нет, я такого еще не видела. Влезает ночью в окно к незнакомой девушке да еще и целоваться с ней с ходу собирается.
— Ну и собираюсь — разве это так плохо? Это ж приятно — целоваться, — с милой непосредственностью отозвался Славик.
— А ты много в своей жизни целовался?
Славик в темноте покачал головой.
— Вообще ни разу… — сказал он после небольшой паузы.
Кристина поднялась и включила ночник над кроватью.
— Арбуз будешь, герой-любовник? — спросила она.
— Не, не хочу.
— А персики? У меня все пропадает — больше уже не могу…
— А кто может-то? Я тем более не могу. У нас в саду вся эта фрукта на голову сыплется. Еще маманя собирать заставляет… Послушай… — Он помолчал. — Может, ты научишь меня целоваться? Ты, наверное, хорошо в этом понимаешь, раз в таких сценах снимаешься?
Кристина прикрыла глаза и улыбнулась.
— Никому не скажешь? — спросила она.
— А что?
— Не скажешь?
— Ну, не скажу.
— Я еще девочка. — Кристина перешла на шепот. — И целовалась всего несколько раз — к тому же с таким идиотом!
— Ну тогда тебе тем более надо тренироваться… — сразу нашел, что сказать, Славик и, подойдя к кровати, выключил свет. — Иди сюда скорей… — позвал он так ласково, что отказаться было просто невозможно. Было что-то такое особенное, мягкое в его южном акценте. Казалось, что человек, который так произносит слова, не может быть плохим.
Кристина почувствовала, что внутри у нее что-то задрожало, словно одинокая струна запела. Этот Славик был такой милый — хотя и видела она его всего несколько раз. Он совершенно не был похож на мальчишек, которые жили у них во дворе или учились с ней в одной школе. Те были злыми, насмешливыми, они лапали Кристину в темном подвале. Это с ними Кристина поклялась никогда не иметь ничего общего…
Но Славик был совсем другой.
«Кажется, у него длинные светлые ресницы…» — попыталась Кристина достроить по памяти его образ, а между тем руки ее уже обнимали худую мальчишескую фигуру, а губы мягко прижимались к другим теплым ароматным губам.
— Сколько же тебе лет? — шепотом спросила она.
— Восемнадцать, — с готовностью ответил Славик, но Кристина почему-то сразу поняла, что он врет. Какие там восемнадцать! Хорошо, если ему пятнадцать уже исполнилось. Одновременно с этим она осознала, что на самом деле ей совершенно все равно, сколько ему лет. Ей просто захотелось покрепче прижаться к нему в темноте, дотронуться до его гладкой загорелой груди, которая манила ее, приоткрывшись из пестрой ковбойки… Кристине было приятно и немного страшно.