Прозу они решили заменить — Марго выбрала для Кристины отрывок из «Мастера и Маргариты» Булгакова.
— Это, конечно, тоже «попса», — вздохнула она, — но все-таки «попса» другого уровня. А то от фразы «Куда ж несешься ты…» у некоторых преподавателей к концу экзамена начинаются конвульсии.
С выбором оригинальной басни у Кристины вышло затруднение. Сколько ни листала она Крылова и Лафонтена, ничего подходящего так и не нашла. Все до одной басни казались ей тяжеловесными и совершенно не смешными. Какие-то ослы, щуки, зайцы…
— Может быть, выйти и сразу прямо им сказать: не хочу басню, слушайте анекдот…
— Нет, так не годится, — задумчиво прикусила губу Марго, — можешь попасть под горячую руку — тогда просто выгонят.
— А что, если сыграть на их чувствах?
— На каком именно из чувств ты собираешься сыграть?
— Например… Например, на чувстве отвращения.
— Браво, дружок! — захлопала в ладоши Марго. — Ну и как ты намереваешься это сделать?
— Я прочитаю им то, что уже давно навязло в зубах, то есть «Ворону и лисицу»… Но с таким видом, как будто мне тоже противно ее читать. Знаешь, я сыграю маленькую роль. Третьеклассница — такая вся туповатая, простоватая… Ее вызывают к доске читать басню Крылова «Ворона и лисица». «Ты выучила урок?» — Кристина строгим голосом изобразила учительницу. «Выучила…» — пропищала она за ученицу. — И ученица начинает читать…
— А что, это мысль… — согласилась Марго, — по крайней мере получится естественно. И с юмором. Давай попробуем.
Целый вечер Кристина повторяла свою новую программу, а Марго внимательно слушала ее и делала замечания. Потом она вдруг стала какой-то раздражительной — наорала на Кристину из-за пустяка, сама же обиделась и выбежала из квартиры.
Вернулась она, когда Кристина уже легла спать — на заранее застеленный для нее диванчик в гостиной. Марго вошла, бесцеремонно включила свет и весело спросила, взбалтывая что-то в бутылке:
— Будешь вермут? Молдавский…
— Я уже сплю… — недовольно сощурилась Кристина. В тот вечер она поняла, что обижаться на Марго бесполезно.
На крыльце появилась надменная крючконосая администраторша со списком, и абитуриенты, вспорхнув со своих мест на лавочках, слетелись к ней, словно ночные бабочки к свету. Противным голосом она оглашала фамилии очередной десятки, и в толпе поднимались руки обреченных.
— Парфенова!
— Здесь!
— Иванов!
— Оэ! Оэ-оэ-оэ!
— Симонова.
— Вот она я! — Расталкивая плечами других, какая-то невзрачная девица продралась прямо к списку, который держала в руках администраторша. Та близоруко взглянула на нее поверх листочка.
— Но вы же уже поступали в прошлом году… — неприязненно скривив губы, сказала она, — и, кажется, в позапрошлом…
— Да, ну и что? — с жалким вызовом ответила девица. — Это мое право…
— Право-то ваше — мне просто вас жалко. Опять не поступите… — Судя по выражению лица, этой вобле никогда и никого не было жалко.
— А чего меня жалеть? — пожала плечами девица. — Я от этого не страдаю.
— Зато другие страдают! — с чувством бросила ей в лицо администраторша и продолжала: — Быстрова!
— Здесь! — выкрикнула Кристина.
Ну вот, кажется, дождалась. На мгновение ноги стали ватными, но Кристина сделала над собой усилие, и все пришло в норму. Вызванные по списку направились вслед за чопорной администраторшей в аудиторию.
Почему-то Кристина думала, что прослушивать их будет целая комиссия из десяти человек, однако за экзаменационным столом сидела всего лишь одна пожилая женщина. Седые волосы ежиком, глубокие черные глаза, в руках — дешевый китайский веер, которым она степенно обмахивалась от жары.
— Народная артистка России… — услышала Кристина благоговейный шепот одного из абитуриентов — красивого мальчика-метиса, который приехал чуть ли не из Якутии.
Стены большого зала с возвышением наподобие сцены были небрежно задрапированы зеленой тканью — видимо, чтобы не слишком гулко звучали голоса. Тут и там стояли какие-то фрагменты декораций, старинная мебель, сложенные штабелями стулья. Словом, абитуриент сразу попадал в атмосферу театра, о которой он мечтал, сидя у себя дома и хлебая мамочкин борщ.
Участники расселись, крючконосая администраторша удалилась по своим суетным делам, и прослушивание началось.
— Будьте добры, Букреев… э-э-э… Просто Букреев, — сказала женщина-экзаменатор, — почитайте-ка нам басню.
На середину сцены вышел высокий подтянутый молодой человек в очках и начал преувеличенно громко читать «Мартышку и очки». При этом он выразительно вертел свои очки в руках и строил обезьяньи рожи. Народная артистка смотрела на все его манипуляции с совершенно непроницаемым лицом — было непонятно, одобряет она этого юношу или нет.