И снова в поле зрения — кактус у окна, да стена кабинета, выкрашенная по стандартам на две трети белой маслянной краской…
Но он только что был там! Это сложно передать словами, но Семён, действительно, — тот Семён, прежний — только что был там, в том прошлом!
— Ой, кошмар! — прошептал он, силясь унять головокружение.
— Что? Что Вы сказали? — склонился к нему«профессор», в то же время делая рукой какие-то беспокойные знаки своему ассистенту.
— Ч-чёрт! — Тяжело дыша, Семён быстро облизал высохшие губы. — Сильная штука!
— Вы готовы? — осторожно спросил доктор. При этом ладонь его застыла в упреждающем жесте, адресованном человеку за столом с тремя мониторами.
— Подождите… — Семён всё еще не в силах был подавить охватившее его смятение.
— Я предупреждал, что ощущение погружения будет полным. С Настоящим Моментом контакт Вы полностью потеряете…
— Да-да, я помню, просто не думал, что «приход» окажется таким мощным.
— Скажите, если Вы не желаете покидать настоящее время. Мы прекратим эксперимент.
— Нет-нет, всё в порядке. Продолжайте.
Рука доктора отвела крайний шарик и отпустила. Маятник начал мерно щелкать, отстреливая крайние шары: тик-так, тик-так. «Как жаль, — успел подумать Семён, упиваясь своими грустными воспоминаниями, — что я не смогу остаться там, взяв с собой весь ныне нажитый опыт...»
— Ты чего Цыпа? — Удивился Дым. — На шнурок наступил?
Семён и в самом деле не понял обо что запнулся. Он огляделся — не за что — даже шнурки кед и те заправлены.
— Дым, а куда мы идём? — спросил он.
Тот выдернул наушник: «А?»
— Куда идём, — спрашиваю.
— Ты чего, Цыпа, вообще потерялся? Ну-ка, дай-ка я тебе в «шары» загляну. Кошмар! Надо бы нафтизинчик закапать. Это. Вставай тут. — Остановил его Дым, спиной развернув к простенку. — Мы к «папе» идём, а у тебя «шары», чисто светофор на переезде.
Поочерёдно капнув препарат в каждый глаз Цыпочки, Дым подождал пока тот проморгается, после чего приблизил к себе лицо товарища и посмотрел на дело рук своих.
Остался недоволен:
— Всё равно «стекло». Ты короче, там особо не распинайся, гривой помаши, типа мол, осознаю и тому подобное.
— Ладно, Дым, отвали.
Цыпочка вспомнил, куда идёт и тут же почувствовал несвойственное прежде волнение. Не злость, не ярость и не страх, а что- вроде трепета непонятного.
— Так, Дым, давай постоим.
Обрывки неуловимых ассоциаций носились в голове. Семён никак не мог сосредоточиться, чтобы ухватить хотя бы одну из них: вот пьяный Дым вышвыривает его на лестничную площадку, вот летит в мусорный бак желтая «шашка» такси… А ещё вчера с Дымом ходили они в видеосалон где смотрели… Вот это важно!
Он силился вспомнить и не мог, что ему снилось. Но что-то очень значимое…
— Помнишь, — он схватил приятеля за куртку, — мы вчера смотрели фильм со Шварценнеггером? Только на кресло в Воспоминаниях вместо него посадили меня! А потом…
— Слышь, может, ты не пойдёшь к декану? — опасаясь за друга перебил Дым. — Куда тебе в таком виде?!
— Стоп!
Семён вспомнил!
Ему снилось, будто отец давно умер. И снились страдания, растянувшиеся на долгие годы…
— Фу, чёрт! — выдохнул он и, склонившись, упёрся ладонями в колени.
Какое счастье, что жуткую реальность сна всегда побеждает главенствующая реальность яви! Семён медленно распрямился и сделал пару нетвёрдых шагов в сторону двери кабинета. Вспотели ладони. Отец был там, за ней, он находился всего лишь в нескольких шагах! Сердце в груди взволнованно колотилось. Семён будто вырвался из ночного кошмара и, конечно же, ни о каких разногласиях существующих между ними, сейчас не мог даже помышлять.
— Пойдёшь? — спросил Дым.
Семён кивнул.
— На. — Веня Дым откинул крышку плеера и вынул кассету:
— Что это?
— Твоя, — встряхнул Веня кассету.
Шрифтом, стилизованным под старославянский, на ней было написано: «Сектор Газа», «Нажми на газ © 1993г.» Кассета с альбомом этой группы, протянутая ему Веней Дымом должна была что-то означать. Семён пока ещё не мог распознать что, но смешно ему всё равно стало:
— Да забери ты её себе. — Он рассмеялся. — Нафиг оно мне надо.
Веня остолбенел, а он распахнул дверь и шагнул через порог кабинета.
— Пап, — с замиранием сердца произнёс он, — привет.
Мужчина в кресле оторопел, медленно поднялся навстречу. Семён видел, как распрямляются складки его пиджака, слышал шорох ткани. Он видел, как играла на лице отца каждая морщинка. Подумать только! Оказывается, он прекрасно помнил их расположение все эти годы, хоть не верил тому. Но память всё сохранила правильно, ничего не утратив из образа и не исказив. Седина на висках, широкие плечи…