– Все нормально. Поверни его спиной ко мне, только держи ровно.
Хан опять рывком поднимает меня и выпрямляет кулаком по спине. Потом удар по шее, кольнуло и я лечу лицом вниз. Рвота проходит, зато болит нос.
– Ты чего? – кричит молодой. – Зачем отпустил?
– Да он как-то дернулся, – оправдывается здоровый и хватает меня за руки. – Все сделал? Успел?
– Ага. Сейчас подействует.
– Вставай, игроман. Поехали прокатимся.
Меня опять ставят на ноги и на этот раз удержаться на ногах немного легче.
– Дайте мне пару минут. Не очень хорошо.
Через секунду меня уже волочат к двери. Ноги еще заплетаются, но крепкая хватка Хана под локтем не дает упасть. Странно, что ни сирены, ни еще какой сигнализации не слышно, они же тут всё разнесли. Обычно полиция тут как тут или люди собираются под окнами, но не слышно никакого гула голосов.
– Стой! – говорит молодой боец и мы правда останавливаемся.
– Чего? – рявкает Хан. – Что опять?
– Хан, надо переодеть его, я забыл. Он же голый почти. Притормози.
Хан ругается сквозь зубы и толкает меня к ближайшему столу. Я цепляюсь за края, чтобы не упасть и бумага летит на землю, рассыпаясь веером. В спину дует из приоткрытого окна, бабушка приучила бояться сквозняков, но сейчас лучше не возникать.
Молодой снимает с плеча рюкзак, открывает и высыпает на пол одежду. Спортивные штаны и кофту на замке.
– Переодевайся, быстро.
Не вижу причин сейчас не слушаться вооруженных людей и поднимаю одежду. Чувствую себя на ногах уже намного уверенней, но виду не подаю. Шатаюсь, как пьяный и держусь рукой за ножку стола. Лишь бы не переиграть. Случайно хватаюсь за полку и она вылетает на пол, оттуда скрепки сыпятся и какие-то документы, линейки, штемпеля и прочая бюрократическая муть.
– Ебанашка, – нежно говорит Хан и я получаю подзатыльника. Скидываю штаны и дрожа от холода натягиваю спортивки. Потом кофту и застегиваю замок. Теплая – турецкая. Хорошо.
– Погнали, – командует здоровяк и опять хватает за плечо. Дырки, блин, пробьет.
Дверь внезапно открывается и все замирают. Я в полусогнутой позе, здоровяк, отпустивший плечо и второй боец с рюкзаком в руках. Мои, похожие на больничные, штаны одиноко лежат у ног. Патлатый паренек с папками в руках ошеломленно смотрит на нас. Черненький, на плече сумка. Вдруг в сумке появляется рваная дыра, потом еще одна и несколько в кофте. После дыры в горле он молча падает в коридор спиной вперед.
Все в полной тишине. Или может я оглох из-за выстрелов над ухом. Оборачиваюсь и вижу ствол у Хана. Он смотрит на меня и прикладывает палец к губам, типа "не шуми". Я ожидаю, что ствол будет дымиться как в мультиках – но нифига. Без шума и без пыли.
– Зачем? – понижает голос молодой.
– Были другие варианты? – Хан прячет ствол за спину, – Тело спрячь. А ты стой и не дергайся.
Я стою и не дергаюсь. На ногах уже держусь крепко, но показывать это не стоит. Бежать сейчас не стоит, очень неадекватным выглядит военный, убивающий невиновных. Опираюсь о компьютерное кресло рукой и думаю, как все-таки в виртуальной жизни было прикольно. Есть люди – а есть нежить. Эти хорошие – те плохие. Черное и белое. Всё! Хотя там тоже хватало серых оттенков в виде татей.
Молодой кряхтя оттаскивает тело в глубь помещения и прячет его в углу, за крайним столиком.
– Хотя бы со входа не видать, – говорит Хан и толкает меня рукой в спину, – Иди.
Я чуть не кувыркаюсь, но удерживаюсь на ногах.
Молодой первый выходит в коридор, оглядывается и машет рукой, типа "идем". Ну мы и идем.
Коридор вспоминаю, но с трудом. Там ванная с туалетом, я, кажется, бежать пытался оттуда. А вон там моя комната. Там выход к лифтам. Вон труп охранника в луже крови. Того самого. Лысого, что сигареты мне давал.
Я складываюсь пополам, неосознанно вырываюсь из рук Хана (да пошел он) и разряжаюсь на пол, между своих же ног. Только теперь замечаю, что босый.
– Ты чего? – удивляется Хан, – а, понятно. Бывает. Черт, а он ведь с голыми ногами и без шапки.
Вместо переваренной еды (сарделек, яичницы и пива, как обычно) из меня течет зеленая гадость. Больше похоже на соскребыши со стенок желудка.
– Сними буты с гарда, пусть этот натянет. А без шапки обойдется, все равно в машину.